Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае

- Какие такие доноры? - спросил я, недоумевая.

- Ты что, совсем козел? - отвечал мне один из конбантов, очкарик и заика Мамед. - Доноры семени, конечно.

"Шутка", - подумал я - и ошибся. На первой же стоянке эти доноры уселись в ряд в центре круга затаивших дыхание кондом-бантустанов. Под их наблюдением доноры стали усердно достигать семяизвержения и наконец достигли его. Все извергнутое было аккуратно слито в банки и тщательно закупорено. Интересно отметить, что перед двумя донорами держали в течение всего процесса фото раздетых девиц, а перед третьим - репродукцию картины Мартрмоне "Шпион берет ноги в руки". Вот он-то - конечно, не шпион и не Мартрмоне, а третий донор - и достиг наиболее впечатляющих результатов.

На следующий день двое доноров снова пошли налегке, а лидера по сдаче семени и вовсе понесли на руках. Естественно, доля поклажи остальных увеличилась, и этого я, как начальник турпохода, допустить не мог.

- Молодцы кондом-бантустаны! - решительно заявил я. - Кончай баловать своих онанистов! Доноры они или нет, но настало время сбросить с себя их гнусное иго. Пусть идут сами и несут груз наравне со всеми.

Конбанты были очень изумлены. Они смотрели один на другого и пораженно качали головами.

- А дрочить кто будет, ты что ли? - спросил кто-то.

- Пусть дрочат, если у вас такой обычай, - отвечал я, - но несут груз, как все.

- Нет, это несовместимо, - возразили мне. - У них не останется сил на семявержество.

Тут ко мне из толпы конбантов вышел очкастый Мамед и отвел меня в сторону.

- Послушайте, Амундсен, - от негодования Мамед заикался сильнее обычного, - что вы к нам пристали? Мы идем себе и идем, потихоньку, полегоньку, никого не трогаем... Какого, извините меня, члена вы вмешиваетесь в отлаженный процесс полярного похода? Может быть, вы знаете, как проскочить через заслоны белых медведей?

- А при чем тут белые медведи? - спросил я.

- Нет, ты точно козел, - отвечал Мамед. - Ты прешься через торосы первый раз, а мы тут живем сто сорок тысяч лет. Да ещё никто не проходил белых медведей без банки спущенки!

- Чего-чего? - недоверчиво спросил я.

- А того-того. Да ты вообще хоть знаешь, куда мы идем?

И тут я наконец вспомнил:

- На Северный полюс! Мне Амундсен сам сказал, - от волнения я забыл, что я и есть Амундсен.

- Ну и дурак, - отвечал Мамед. - Мы идем на Северный полюс, вот куда!

- Но я же это самое и говорю!

- На Северный полюс, - продолжал Мамед, не слушая меня, - на конгресс семявержцев. А если налетят НЛО, а у нас спущенки из-за тебя не будет на обмен, то с тобой, падла, ребята я уж не знаю что сделают.

Я почувствовал в его словах какой-то резон и прекратил спор. "А вдруг он прав?" подумал я. Однако мне не нравилось тащить тяжеленный рюкзак, в то время как каких-то задрочканных конбантов несут на руках. И я решился - на третий день я объявил конбантам, что тоже являюсь донором семени.

- Я всегда подозревал это, - сказал в ответ заика Мамед, - с самой первой нашей встречи.

Но остальные конбанты выразили недоверие и потребовали доказательств. На стоянке меня посадили в ряд с остальными семявержцами, дали банку, а Мамед по моей просьбе встал напротив с фотокарточкой тещи полковника Томсона. В итоге против жалких четырехсот-пятисот грамм совокупного продукта моих оппонентов у меня набралось один и две десятых литра первоклассной спермы. Все были поражены. Конбанты в благоговейном молчании пали передо мной на колени, а трое доноров завистливо спросили, по какой методике я тренируюсь.

- По самой лучшей, ребята, - гордо отвечал я. - Плаваю каждый день над крокодилом в дырявой лодке, а по четвергам забираюсь на ветку дерева и онанирую в форточку второй фрейлины Некитайского двора. Разработка некитайского императора, чтоб вы знали!

Один из доноров сказал, что всегда преклонялся перед восточной мудростью, а другой сказал, что крокодила раздобыть они ещё смогут, а вот как достать форточку второй фрейлины?

- А вы обратитесь в гуманитарную миссию ООН, - посоветовал я.

Нечего и говорить, что после этого все пошло как по маслу. Весь оставшийся путь я проделал на руках восхищенных конбантов. Экспедиция продвигалась все дальше, а я спускал все больше. Мамед не успевал закатывать банки с моим удоем. Мы шутя миновали области белых медведей достаточно было бросить на льдину пару банок спущенки, как нам тут же давали зеленую улицу. А иногда из неба выныривали летающие тарелки с изголодавшимися пилотами, и зеленые человечки не торгуясь отваливали за мою сперму зелененькими от ста до трехсот тысяч за поллитровую банку.

Зеленая улица с зелеными человечками с зелененькими в руках - и зеленеющие от зависти доноры-конбанты - так вот я и добрался до Северного полюса. Там меня ожидал настоящий триумф. На полярной ярмарке моей сперме присвоили категорию экстра-экстра-супер, и между экипажами НЛО происходили целые битвы за право купить мою спущенку.

Ну, а потом состоялся и конгресс семявержцев. Под громовую овацию мне единодушно присвоили все мыслимые и немыслимые высшие звания и посты, из которых Spermatazaurus Rex было, пожалуй, наималейшим.

А по завершении конгресса я триумфально направился обратно, и с оказией попутного НЛО шлю вам письмецо о своих скромных успехах. Скоро буду, подробности при встрече.

Некитайский император! Чем может отблагодарить тебя Фубрик? С меня бутылка за твою чудесную методику!

Искренне ваш,

граф Амундсен-Артуа,

Суперфубрик Заполярья

Переводчик закончил благоговейно оглашать святое послание, и наступила восторженная тишина. Император уже собирался сказать что-нибудь про махатму-географа - ещё одну ипостась святости графа Артуа, милостиво открывшуюся простым смертным. Но тут его супруга покачнулась на своем кресле и простонала:

- Фотокарточку тещи полков... О!.. Какая измена!..

Она прижала платочек к глазам и зарыдала. Обиду государыни легко можно было понять: она ждала пламенных признаний в любви к ней, жалоб на невыносимость разлуки, а тут... Фрейлины толпой кинулись утешать свою обожаемую госпожу, уверяя её в том, что такова неблагодарная природа всех мужчин - в глаза клянутся в вечной любви, а стоит только уйти в полярный поход, как сразу достают фотокарточку чужой тещи и онанируют на нее. Причем, все без исключения, вот ведь кобелища какие!

- Хм-хм, - кашлянул и император. - Я че-то не понял... А вы, мужики, все правильно перевели? А то вон женка моя че-то разостроилась вся...

Незаменимый Гу Жуй немедленно поднялся с места и заявил:

- Ваше величество! Я просто до глубины души тронут верностью графа своему идеалу - прекрасной даме своего сердца. Государыне нашей, то есть, другой-то у него и быть не может.

- Да? - отняв платочек от заплаканных глаз, оживилась императрица. Но почему же в письме...