Анна Зегерс - Предания о неземных пришельцах (Сборник)

Комната была очень высокой и почти пустой. В правом углу стояла большая печь, рядом несколько ведер с белесым, красным и желтым сиропом. Стены забрызганы разноцветными каплями сиропа и коричневыми пятнышками пряничного теста. В левом углу лежали две формы для выпечки: большая и поменьше. Рядом на полу валялись несколько метел с черной щетиной. Ведьма провела Конни за кучу пряничных мужчин разной величины, они были е: ще голые и без лиц. Ведьма пнула кучу ногой.

— Им еще нужно подсохнуть. — Она с хрустом вгрызлась в яблоко. — Вообще-то я обещала сделать их к Рождеству, но сказала заказчицам: «Радуйтесь, многоуважаемая, что в рождественские праздники вы еще сможете спокойно отдохнуть. Согласны подождать?» И женщины усердно кивали, потому что успевали дослушать только до слова «многоуважаемая».

Ведьма с презрением махнула рукой.

— А почему вы живете одна? — спросила вдруг Конни. — Вы ведь и себе могли бы испечь мужа.

— Так я и делала. Но стоит мне выпечь кого-нибудь, он глядит на меня, смеется и говорит: «Что? Ты моя жена? Такая старая, да еще в эдакой дурацкой лиловой шляпе?» И убегает. Как будто все дело в шляпе. Один даже выпрыгнул из окна. Но далеко они не уходят. Польет дождь, и они размокают. Этот, который из окна выпрыгнул, размок прямо на ярмарочной площади. — Ведьма злорадно хихикнула, а потом сказала грустно: — И все же жаль, так много работы впустую.

— Они размокают? — испуганно переспросила Конни.

— Естественно, они же пряничные, — старуха казалась удивленной, — надо все время приглядывать за ними. — Внезапно у нее покатились слезы. — Вот так и получилось, что я живу одна, совсем одна, — Она завернула подол и стала вытирать слезы концом накрахмаленной нижней юбки. — А впрочем, я не совсем одинока.

Конни вздрогнула, потому что из-за печки выпрыгнул огромный полосатый кот и сел под ноги ведьме. Старуха нагнулась, сдвинула шляпу на затылок и принялась гладить кота, глядя при этом прямо в глаза Конни.

— Моя первая любовь. Посмотри, какие удивительные зеленые глаза… Я узнала эти глаза даже спустя пятьдесят лет, на улице перед кондитерской. И сразу же превратила его в кота. До сих пор помню, как вопила его жена, эта глупая гусыня. Ведьма подбоченилась и сплюнула на пол. — С тех пор он живет у меня. Правда, — в ее голосе послышалось раздражение, и она перестала гладить кота, — он начал нести всякую чушь: будто он меня не помнит и хочет домой, что у меня средневековые методы и так далее. Но самое ужасное — он стал мне возражать! Пришлось лишить его речи.

Ведьма опять стала гладить кота, он вытянул передние лапы, потом принялся кататься по полу.

— Впрочем, честно говоря, жаль, — посетовала ведьма, а кот мяукнул. — А теперь иди домой, деточка, — неожиданно сказала ведьма. — Можешь забрать его завтра рано утром. И не забудь брошь.

Немного погодя она крикнула Конни вдогонку:

— И захвати для него что-нибудь из одежды.

Эту ночь Конни спала неспокойно. В полусне она встала еще до рассвета, выдвинула из-под кровати ящик и разыскала брошку. Протерла ее ночной рубашкой, потом достала из ванной лестницу. Осторожно, чтобы не разбудить бабушку с дедушкой, она пробралась на чердак и взяла дедушкин свадебный костюм. Он весь пропах нафталином.

Потом Конни оделась. На улице было еще совсем темно. Даже трамвай не ходил, ей пришлось идти пешком. Конни плохо ориентировалась в городе и бродила по нему больше трех часов. За это время рассвело. Ее шаги эхом отдавались от стен домов. Дойдя до дубовой двери, она сначала робко постучала, потом сильно ударила пару раз ногой.

Наверху, на втором этаже, распахнулось окно, оттуда выглянул заспанный мужчина со встрепанными волосами, в ночной сорочке.

— Что вам здесь нужно?

Мужчина протер глаза и удивленно уставился на узелок у Конни в руках.

— Ах, да тут всего-навсего парочка старых вещей, — в растерянности ответила Конни. — Я хотела отдать их одной старой женщине.

— Нет здесь никаких старых женщин. Это склад овощного магазина. Уходите отсюда.

Конни видела, как он ждет за закрытым окном. Она отпустила дверную ручку и пошла обратно на улицу. Ноги отяжелели, а сверток она с удовольствием выбросила бы в первую попавшуюся урну. Хорошо хоть, начали ходить трамваи. Она сидела в вагоне совсем одна.

В трамвае она то и дело постукивала себя тыльной стороной руки по лбу. Ну и чушь, ну и чушь. Надо же! Поверить в такое! Пряничный муж. Со смеху умереть.

Трамвай остановился. Конни пошла по газону к двери бабушкиного дома. И вдруг с изумлением увидела, что сосна справа от входа распушилась нежной майской зеленью. А заснеженный куст шиповника покрылся цветами. Конни застыла на месте, потом повернулась, выбежала на улицу и огляделась кругом. Даже заглянула за афишную тумбу. Но вокруг никого не было.

Как вам известно, я зарабатываю в год несколько биллионов, но, увы, я не в состоянии принять вас в собственном доме хоть сколь-нибудь прилично, — говорил Адам Радарро, председатель нескольких комиссий по координации земных наук, обращаясь к небезызвестному даже за пределами Земли структурному исследователю Планусу Ирреверзиблусу. — Загляните в холодильник: не считая пары оливок времен моего дедушки, он безнадежно пуст. Откройте морозилку: гам лишь несъедобные куски льда времен моего отца. Оглядитесь в комнате. Ваши ноги утопают вовсе не в пышном ворсе ковра, а в самой что ни на есть обыкновенной пыли, свалявшейся в хлопья. А захоти вы у меня переночевать, я мог бы предложить вам белье грязно-серого цвета, которым накрыл бы небольшую горку искромсанного поролона. Можете не утруждать себя: эта лампа зажигается, лишь когда ей вздумается, а отопление заработало бы, только если бы я попросил вас спуститься в подвал и забросить в печь несколько лопат угля (надеюсь, уголь еще есть в наличии и лопата не сломана). Единственное, что я мог бы вам предложить, это деньги, хотя тоже только если денежный автомат опять не сломался.

— Да не беспокойтесь вы! — отвечал Планус Ирреверзиблус, структурный исследователь. — Все это мне очень знакомо.

— Но как прикажете мириться с тем, что, зарабатывая в год несколько биллионов, я не могу предложить своему гостю простейшей закуски, которая есть в каждой уличной лавчонке.

— Вы ошибаетесь. В уличных лавках еда бывает теперь с перебоями. И стыдиться тут нечего. Я тоже ничего не смог бы предложить вам в своем доме. Ну разве что мне бы повезло и я достал бы в автоматическом магазине пакетик пищевого концентрата. И пыли у меня в доме, дорогой Радарро, не меньше. Например, глядя в окно, я уже не могу сквозь стекла различить, какая на улице погода. И единственное, на что остается полагаться, это на сводку погоды, если ее случайно передадут.