Александр Казанцев - Полярная мечта (Мол Северный, часть 5)

Захваченный им пар направится по трубе к берегу, а потом в скважины, пронизывающие слой вечной мерзлоты. Тут-то и начались неприятности. Все сроки срывались. Ледяной покров в Проливах не исчезал, не таял. Ветер не мог оторвать его от берегов, унести в открытое море - мешал ледяной мол, построенный в Карском море. Маша вспомнила дядю Митю, даже написала ему письмо, - хоть все и не любят, ругают его, а он оказался прав, всенародный скряга, профессор Сметанкин. Работы задерживались. Овесян неистовствовал. Маша тосковала, бесцельно бродя по тундре, не делая задуманного шага.

Для Гали Волковой эта полярная весна была порой, когда впервые делили они с Алешей и самое большое счастье и самое глубокое горе. Недавно заметила она у Алеши - голова его лежала у нее на коленях - седой клок волос. Галя благоговейно прикоснулась тогда к этой пряди губами. Она полюбила человека, дерзнувшего замахнуться на полярную стихию, она полюбила героя, великана, а бережно держала на коленях голову на миг уснувшего, исхудавшего неудачника. Тяжелые веки Алеши были совсем синие, щеки запавшие, колючие... И этот человек, совсем уже не герой и не великан, был для Гали дороже всех на свете. Прикасаясь кончиками пальцев к его спутанным волосам, она испытывала щемящее чувство счастья и жалости. Галя видела через иллюминатор, как прошел по палубе Ходов, сгорбясь, положив на поясницу левую руку. И ему нелегко! И он не спит светлыми ночами, все горько смотрит на мертвые, белые и безмолвные льды, словно лежащие не на море, а на твердой земле. Двадцать дней назад уже должны бы вскрыться льды в прибрежной, отгороженной части мола. В прошлые годы в такое время ветры уносили береговой припай, открывали кораблям путь. А сейчас море стоит все такое же, как и зимой, словно не чувствуя тепла весны, солнца, тепла течения, на которое так надеялся Алеша, в которое верил сам дядя Саша. Виктор Омулев вдруг заговорил вчера с Галей в забытом уже им тоне. Острил о необычайной "лаборатории с тысячекилометровым стендом", изучающей баланс тепла Карского моря. Усмехаясь, он говорил, что никогда еще не обогащалась так географическая наука, как ныне, и звал Галю перебираться на материк, где придется теперь разведывать трассу для железной дороги к Голым скалам, поскольку транспорт к горнорудным районам Заполярья все же необходим. Он вздыхал о прошлом, когда открывали они с Галей эти районы и когда никто не стоял между ними. Жестокий и бестактный человек! У него хватило еще духу сказать, что опытный мол в Карском море всего лишь эксперимент, который одинаково ценен, дал он результат или нет! Дверь осторожно открылась. Появилось заросшее щетиной лицо радиста Ивана Гурьяновича. Галя приложила палец к губам. Щеголеватый китель радиста был застегнут не на все пуговицы. Сам он, худой, неуклюжий, казалось, качался от усталости на своих длинных ногах. Галя знала, что он бессменно, никому не уступая, держал во время ледовой разведки связь с летающей лодкой Росова. "Будить?" - одними глазами спросила Галя. Радист мрачно кивнул. Галя сняла с Алешиной головы руку, он тотчас проснулся и сел, стремясь прийти в себя. - Вскрылись льды, - сказал радист. - Где? Где? - Алеша крепко сжал Галину руку. - Севернее мола вскрылись... Куда севернее! Около мыса Желанья. Около мыса Желанья! Какая ирония! Когда-то Баренц назвал так северную оконечность Новой Земли в знак своего страстного стремления пробиться через льды. У Алексея, у Гали, у Ходова, у всех моряков и строителей ледяного мола было одно желание, чтобы лед вскрылся не на севере в далеком море, а у берегов, защищенных теперь с севера молом. Однако природа поступила по-своему. Перечитывая донесения Росова, Алексей упрямо думал: "Какой это Росов?" Но не мог вспомнить, хотя и летел с ним когда-то из Усть-Камня. Галя наносила на карту замеченные Росовым изменения. "В открытом море, в гoломяне нет льдов, - думала Галя. - Еще Ломоносов писал об этом. Вот где проявляет себя атлантическое тепло, что по глубокому дну подкрадывается в море с севера. Наверное, Росов, глядя сверху на чистую воду, думал, что вот бы сюда и двинуться теперь прибрежным льдам, а мол не пускает", - и Галя украдкой взглянула на Алексея. Радист ушел. Алеша сидел, оглушенный известием. Теперь было совершенно ясно, что мол не дает вскрываться льдам в отгороженной части моря, ветры не могут оторвать стоящие у берегов ледяные поля. Как торжествует сейчас профессор Сметанкин в Москве! Да и Федор, строивший мол вместе со всеми, все-таки может напомнить о своей правоте. Алеша посмотрел на сосредоточенную Галю. Черный локон спадал с ее лба на карту. Защита диссертации, позорный провал... Арктика и полярный клуб, разгром... Растерянный человек, заблудившийся в тундре... Женщина не может любить слабого, побежденного. Именно тогда отвернулась от него Женя. Пусть это было к лучшему, он нашел Галю. Но разве не тот же вывод должна сделать теперь Галя? Она увлеклась человеком, который, как ей показалось, вступал в бой с самой природой, был сильнее этой природы. Знала ли она, что он чувствовал, когда впервые попал на корабле в шторм, когда ужаснулся собственному замыслу? Можно ли идти против стихии? Это было первое сомнение, а теперь... Теперь уже сознание бессилия. Нужен ли женщине такой человек? Галя, словно отвечая на немой вопрос Алеши, встала, подошла к нему и прижала его голову к себе. Они долго молчали, потом Алеша сказал: - Это несчастье, Галя. Огромное несчастье. И не только в том, что я и все те, кто поддержал меня, поправил и дополнил, ошиблись, и даже не в том, что затрачено много государственных средств, как говорит Денис... Несчастье совсем в другом, Галя. - В чем же, милый? - В том, что Арктика осталась непобежденной, непреобразованной. - Мне нравится, что ты именно в этом видишь несчастье. - Прежде инженеры, когда в горе прорывали тоннель с двух сторон, если штольни не сходились... - Как ты смеешь? - в гневе воскликнула Галя, отталкивая от себя Алешу. Как ты смеешь об этом говорить! Уж не мечтаешь ли ты гордо принять на себя всю ответственность и тем горю помочь? Я думала, ты отделался от былой своей мании величия, а ты снова рядишься в "рогожную мантию". - Нет, Галя, ты не права. Я не трус. Выстрел... это было бы трусостью. Мгновенно гнев в Гале сменился страстным желанием помочь любимому. Она с тоской посмотрела в иллюминатор на унылую ледяную равнину. Алексей проследил за ее взглядом. - Торосов даже нет, - с усмешкой сказал он. - Паковые льды с севера пройти не могут, не торосят годовалый лед. - Годовалый лед! - подхватила Галя. Щеки ее пылали, глаза горели. Подожди, Алеша... дай понять... С севера не придут паковые льды. А здесь лед годовалый. Так ведь это же самое главное! Галя вовсе не подозревала в себе каких-либо творческих способностей, она вовсе не думала, что может увидеть дальше Алеши или других руководителей стройки, - она лишь страстно хотела помочь любимому человеку. Она не меньше всех других строителей была предана общему делу, не меньше, а может быть и больше многих, переживала всю глубину общего несчастья, но все то, что логически должно было заставить других, и ее в том числе, искать какой-то выход, не могло бы подсказать ей тех мыслей, которые неожиданно появились у нее совсем не в логическом порядке. - Подождем до осени, - ласково сказала она. - Может быть, льды в отгороженном канале растают без остатка. - Ну и что? Что? - уныло спросил Алексей. - Как ты не понимаешь? - вдруг вспыхнула Галя. - Если льды растают к осени, это значит, что лед в нашем канале никогда не будет толще годовалого. Это значит, что по нему круглый год смогут плавать современные ледоколы. Судоходство все-таки будет! И зимой! Алеша с удивлением смотрел на Галю. Какая неожиданная, почти спасительная мысль! Она не могла прийти ему в голову, потому что прежде он никогда не удовлетворился бы такой ролью мола. Но теперь, теперь, когда выбирать не приходилось... Все-таки Арктика уступит, все-таки усилия окажутся затраченными не зря! Алексей хотел поцеловать Галю, но она резко отстранилась. Никогда Алеша не научится угадывать смену ее настроений. Потом она внезапно спрятала голову у него на груди. Ему же еще и пришлось ее утешать, и он говорил, гладя ее волосы: - Лишь бы льды растаяли к осени. И оттого, что прильнувшая к нему Галя была такой слабой, и оттого, что лед у берегов мог оказаться для ледокола совсем не страшным, поскольку мол существует, Алексей почувствовал себя огромным, сильным, за все отвечающим. И когда позвонил телефон, вызывающий его на экстренное совещание к Ходову, он был готов принять любой бой. Галя, обессиленная, словно Алеша уносил большую часть ее сил, привалившись плечом к стенке, смотрела ему вслед. На палубе Алеше встретился Федор, привычно спокойный, с трубкой в зубах. Алеша весело обнял его за плечи: - Мол благодарить будете, полярные капитаны! Федор недоуменно посмотрел на беспричинно веселого друга. - Как ты смотришь на то, чтобы и зимой и летом по годовалому льду караваны судов водить? Разве не скажешь спасибо? Федор задумался. - Ответ уже есть. На практике, - сказал он. - Какой? - Сообщение получено. Навигация открылась. - Как открылась? - Северным вариантом пошли корабли. Мимо мыса Желанья. В обход нашего мола. - Так ведь там же паковые льды могут встретиться! - Зато чистая вода. - Неверно это! - возмутился Алеша. - Надо убедить капитанов, что тонкий лед на нашем канале - это все равно что мостовая, шоссе, улица!.. Федор пожал плечами: - Если к осени льдов не останется... - Он взглянул на ледяные поля. Иначе наслаиваться начнет. - Значит, до осени, - сказал Алеша и так крепко сжал зубы, что деснам стало больно.

Читать дальше