Александр Казанцев - SOS (Льды возвращаются - 2)

Буров посмотрел на меня, словно видел впервые. И улыбнулся. Не насмешливо, а по-хорошему. У меня защемило сердце, я покраснела и тут же готова была себя возненавидеть. Ведь папа летел к Солнцу!.. А я? Я переживаю от улыбки мужчины.

Он сказал:

- Спасибо, Лю...

Мне было немного неприятно, что он так назвал меня.

- Спасибо, Люд, - словно поправился он.

- А что вы... что мы теперь будем делать?

- Что искать?

Он взял меня за руку. Ой, кажется, мне не придется неделю мыть ее!..

- Знаешь, Люд, что такое движение вперед?

- Движение вперед - это борьба противоположностей, - услышала я голос Ладнова. Он догнал нас. Я и забыла, что велела ему ждать меня у выхода. Простите, но, кажется, вы переходите на физику, и я могу оказаться не лишним.

Буров посмотрел на него не очень приветливо.

- Борьба противоположностей! - мрачно повторил он. - Да, чтобы заставить их бороться, нужно найти "противоположное". Вы, Ладнов, теоретик. Взяв на себя тяжесть прогнозов и даже облачившись в мантию "судьи от физики", вы зачислили меня в паникеры... И все же я не перестаю уважать вас как теоретика.

- В восторге от этого. Чем могу служить? - ядовито осведомился Ладнов.

- Допускаете ли вы, что у Б-субстанции должна быть ее противоположность? Не вытекает ли это из ваших же формул?

- Допустим, что вытекает. Я даже допускаю симметричную парность во всем, что существует в мире. Мы с вами хорошая этому иллюстрация.

- Может быть, в том, что мы противоположны - залог движения вперед?

- Остроумно.

- Так вы не думали об этом?

- Допустим, думал. Но мне не хотелось связываться с вами, Буров. А надо было засесть вместе, ругаться...

- Это я могу.

- Я тоже, - огрызнулся Ладнов.

- А если бы мы засели? - спросил Буров.

- Пришлось бы отказаться от многого. Наши нынешние теоретические представления о физических процессах слишком грубы. Вы счастливец! Вы допускаете умозрительные выводы. У меня не может существовать ничего математически не доказанного.

- Вот потому-то вы и нужны мне. Ругайте меня, объявляйте паникером, сомневайтесь во всем... Но если вы в чем-то согласитесь, это будет истиной! Однозначной!

Я с восхищением смотрела на Бурова.

- До сих пор мы оперировали с узенькой полоской явлений, законов, действующих сил, - продолжал Ладнов (они, честное слово, забыли обо мне!). Взаимодействие электрических зарядов и электромагнитных полей, гравитационные силы. Грубо! Первое приближение. Нет! Ответ, почтенный мой Сергей Андреевич, нужно искать в незнаемом. Надо угадать природу внутриядерных сил, с одной стороны, и сил взаимодействия галактик - с другой. Разгадать циклопическую кухню в ядре галактики, откуда вырывается струя всего того, из чего строятся миры... Именно там взаимодействуют ваша, буровская, Б-субстанция и еще не открытая, ей противоположная антисубстанция, если хотите, А-субстанция!

- Верно, черт возьми! Именно там! Эх, если бы дотянуться дотуда руками! крякнул Буров.

- Выше, выше берите, экспериментатор Буров! Куда не хватают руки, дотянется мысль. Нужно воспроизвести кухню рождения миров, воспроизвести здесь, на Земле.

- Черт вас возьми! Мне нравится такая моя противоположность! - восхищенно воскликнул Буров.

- Я, теоретик, могу только вообразить, в лучшем случае представить в формулах, а вы... если бы вам не мешали ваши гипотезы, могли бы воссоздать эту кухню на Земле, чтобы потрогать руками... любую субстанцию.

- Пожалуй, мало этих рук, - сказал Буров, отпуская мои пальцы и рассматривая свои огромные руки.

- Маловато, - процедил Ладнов. - Тут нужны руки всех физиков мира, не загипнотизированных никакими гипотезами. Нужны мозги всех математиков, искусство всех химиков...

- Но проверять-то они все же будут гипотезу об А-субстанции?

- Проверять нужно все, сомневаться во всем.

- Черт возьми! В вас, Ладнов, я бы не сомневался. Свою ругань вы в формулы не перенесете.

- Нет обозначений, - усмехнулся Ладнов.

- А что, если поставить такую задачу на Лондонском конгрессе?

- Там многие будут против вас, но... искать примутся!..

- Так ведь только это и надо!..

Я медленно отставала от ученых. Они вдруг показались мне великанами, а я была такой маленькой...

Они ушли вперед".

Часть третья

ЛЕДНИКОВЫЙ ПЕРИОД

Период холодной войны не менее губителен для планеты, чем ледниковый период.

Глава первая

РАК СОЛНЦА

Солнце висело над морем. В багровом небе не было ни облачка, но на потускневшем красном диске, почти коснувшемся горизонта, появилась тучка и стала увеличиваться, словно разъедая светило изнутри.

Корабль шел вперед, а впереди... умирало Солнце.

За этой небесной трагедией, опершись о перила палубы, наблюдал седой джентльмен с устало опущенными плечами, старчески полнеющий, но еще бодрый, с чистым лицом без морщин, в очках с легкой золотой оправой.

О чем думал этот очень старый человек с поникшей головой, глядя на закатное солнце? О закате цивилизации? О своей роли в жизни?

Леонард Терми, знаменитый физик, последователь Лео Сцилларда, Бора и Оппенгеймера, создателей атомной бомбы, который помогал Ферми и Сцилларду запускать в Чикаго первый в мире атомный реактор и знал о тревожном письме президенту Рузвельту Сцилларда и Эйнштейна о возможности появления атомного оружия в гитлеровской Германии и необходимости создания атомной бомбы прежде всего в Америке. Может быть, Леонард Терми, стоявший теперь на палубе и наблюдавший закат, тот самый Терми, имя которого упоминалось во всех секретных документах Манхеттенского проекта, вспоминал о том, как много было им сделано для того, чтобы в пустыне Невада произошел первый в мире испытательный атомный взрыв.

После открытия второго фронта в Европе молодой Леонард Терми был направлен в оккупированные зоны, чтобы установить, как далеко продвинулись ученые гитлеровской Германии по пути создания атомной бомбы.

Вернувшись в Америку, Леонард Терми стал торопить Лео Сцилларда дать на подпись Эйнштейну второе письмо Рузвельту о том, что у Гитлера нет ядерной бомбы, ее не разработали для него немецкие ученые и потому созданная в Америке бомба не должна существовать, не может быть применена.

Как известно, письмо это не было прочитано Франклином Делано Рузвельтом. Во время его похорон оно лежало на столе президента в Белом доме.

За этот стол уселся мистер Трумэн. Прочитав письмо ученых, он не замедлил вскоре отдать приказ об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, погубив сотни тысяч жизней, не солдат, а мирных жителей, женщин, стариков и детей, родившихся и еще не родившихся, но уже обреченных... И в течение следующих десятилетий взорванные бомбы неотвратимым проклятием продолжали губить в госпиталях несчастных людей.