Фрэнк Герберт - Дракон в море

— Он восхищался тобой, — сказал Спарроу.

Рэмси вспыхнул и горестно посмотрел на собеседников.

— Перед кончиной он пришел в себя, — сказал Спарроу. — Беспокоился о тебе. Сказал, что поступил гнусно, возбудив наши подозрения против тебя. Джо думал, что у тебя все задатки капитана подводной лодки.

Рэмси отвернулся.

— Ты сделаешь, что сможешь, для его жены? — спросил Спарроу.

Рэмси кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Приближаемся к молу, — сообщил Боннетт удивительно повседневно. — Проходим донную отметку номер два, — и он указал на экран.

Сквозь зеленую мутную воду показались два мощных прожектора, перемигивающиеся с их системой «свой-чужой».

— Параметры автоматического всплытия установлены? — спросил Спарроу.

— Полностью, — ответил Боннетт.

— Мы возвращаемся домой с подарками, — сказал Рэмси.

— Мы — банда кровожадных героев! — сказал Боннетт, неосознанно имитировав акцент и мимику Гарсии.

В офисе доктора Оберхаузена было так мирно! Высохший и морщинистый шеф ОПсих сидел за столом, ничем не отличающимся от других столов ОПсих, подпирая руками козлиную бороденку. Коробка радара — глаза летучей мыши — теперь свободно лежала на полированном столе, освободив плечо. Круглые незрячие глаза его, казалось, буравили Рэмси, сидевшего напротив.

Рэмси провел рукой по голове, ероша ежик растущих волос.

— Это весьма интересная история, — сказал он. — Большую ее часть я записал. Все записи у вас, хотя медики не хотели, чтобы вы говорили со мной.

Не произнося ни слова, доктор Оберхаузен кивнул.

Рэмси откинулся в своем кресле. Оно скрипнуло под его весом. Рэмси внезапно понял, что доктор намеренно поставил вокруг себя скрипящие кресла — они издавали сигналы, позволяющие слепому ориентироваться.

— Теперь непосредственно о том, что случилось с тобой, Джонни. Лучевая болезнь — своеобразная штука, — он провел рукой по глазам, потерявшим зрение в результате лучевой болезни. — Просто чудо, что агентов ОПсих практически невозможно уничтожить.

— Разве это подтверждается моими заметками и лентами дистанционного измерителя? — спросил Рэмси.

Доктор Оберхаузен кивнул.

— Конечно. Спарроу почти без преувеличения стал частью подводной лодки, чувствительной ко всему, что с ней связано, вплоть до экипажа. В результате необычного сплетения четкой ментальности с реальным опытом он стал великим психологом. Я подумываю о том, не пригласить ли его в наш департамент.

— А как насчет моих рекомендаций по предотвращению психотических срывов?

Доктор Оберхаузен сморщил губы и почесал бородку.

— Старая, еще наполеоновская терапия пышного мундира: вперед под звук фанфар, — он кивнул. — В Службе безопасности будут рвать и метать, ведь это направлено против секретности департамента. Однако они уже пошли нам на уступки.

— Какие?

— Они официально объявили, что мы воруем нефть у Восточного Альянса.

— В любом случае не было смысла держать это в секрете.

— Тем не менее они сделали это весьма неохотно.

— Мне кажется, было бы лучше совсем без Службы безопасности, — пробормотал Рэмси. — Мы должны сделать все возможное, чтобы избавиться от них. Служба безопасности разрывает связи между людьми, взращивая социальную шизофрению.

Доктор Оберхаузен отрицательно покачал головой.

— Нет, Джонни, нам не избавиться от Службы безопасности. Это старое заблуждение. Следуя аналогии капитана Спарроу: в нездоровом обществе душевнобольной человек становится нормальным. Служба безопасности — это своего рода заболевание, нормальное для военного времени. Нормальное и необходимое.

— Но ПОСЛЕ войны, Обе! Вы же знаете, они собираются продолжать свою деятельность!

— Они попытаются, Джонни. Но к тому времени Служба безопасности будет под контролем ОПсих. Мы сможем весьма эффективно нивелировать их воздействие.

Рэмси уставился на него и захихикал.

— Так вот почему вы втерлись к Белланду!

— Не просто к Белланду, Джонни.

— Иногда вы меня пугаете, Обе.

У доктора Оберхаузена дернулась бородка.

— Отлично. Это говорит о том, что моя поза всемогущества действует даже на тех, кто меня хорошо знает, — и он улыбнулся.

Рэмси усмехнулся и заерзал в кресле.

— Если это все, Обе, то мне пора идти. Пока я был в госпитале, ко мне не подпускали ни Джаннет, ни детей, и теперь…

— Я тоже ждал, Джонни. Запрещения ОМед в большей степени носят диктаторский характер, чем ОПсих. Медики, занимающиеся проблемами радиации, наиболее автономны… — он медленно покачал головой.

— Ну так что? — спросил Рэмси.

— Нетерпение молодости, — сказал доктор Оберхаузен. — Необходимо пролить свет еще на несколько моментов. Почему ты решил, что мы никогда не придавали значения терапии пышного мундира?

— Возможно, из-за Безопасности. Но на самом деле это просто не бросалось в глаза. Неправильная симптоматика. Наполеон пытался набрать добровольцев и не дать своим солдатам сбежать. У нас никогда не было таких проблем. Фактически создавалось впечатление, что наши подводники страстно желали вернуться на службу. Вот ведь в чем парадокс: они находили угрозу как в море, так и на берегу. На берегу они на первый взгляд забывали об угрозе моря, так как бессознательное замечательно прятало ее. Лодка притягивала, начинала казаться безопасным приютом, возвращением в материнскую утробу. Выход на берег уподоблялся родам: ребенка выбрасывало в опасную, смертоносную среду. Небо — страшная штука для человека, который хочет спрятаться.

Доктор Оберхаузен прокашлялся. Он заговорил жестко и официально:

— В настоящее время мне не хотелось бы возвращаться к твоим записям. Ты говоришь о том, что ОПсих должен придать особое значение религиозному воспитанию. Аргументируй это.

Рэмси подался вперед. Предательское кресло, скрипнув, выдало его движение.

— Потому что в нем заключено здоровье, Обе.

— Звучит как панацея от всех болезней, Джонни.

— Нет, Обе. Церковь соединяет людей между собой, восстанавливает разорванные связи, — он тряхнул головой. — До тех пор, пока ОПсих не откроет телепатию или абсолютное доказательство «здесь и сейчас», он не сможет заменить религию. Чем скорее мы займемся этим, тем скорее мы сможем предложить…

Доктор Оберхаузен хлопнул по столу.

— Религия ненаучна! Это вера! — он произнес слово «вера» тоном, подходящим скорее для слова «грязь».

«Пытается уколоть меня», — подумал Рэмси.

— Ну, хорошо, Обе. Я только хотел сказать, что у нас нет замены религии. Но мы предлагаем в качестве замены так называемые научные знания. Вот и все, что я…

— Так называемые?

— Сколько различных психологических школ тебе известно?