Кристина Кэрри - Дикарь

Кристина М.Кэрри

Дикарь

Аллен сделал еще несколько шагов по узкому переулку и резко остановился. То лицо, что маячило перед ним эпизодом из муторно-тягучего неприятного ночного сна, казалось под струями дождя неживым. Белая в синеву кожа, всклокоченные, давно не чесанные черные волосы, совершенно безумные глаза - широко раскрытые, с пульсирующими в неярком свете витрин зрачками чувствительными даже к такому перепаду освещения. Одежда - заляпанная землей, порванная в нескольких местах. Аллен отшатнулся - он инстинктивно старался держаться подальше от всего того, что было грязным, шумным или дурно пахнущим. От всего, что причиняло беспокойство.

Тот, кто шагнул ему навстречу из лилово-голубого света витрин, больше походил на мертвеца, вставшего из могилы, чем на живое существо. Не видом, даже не запахом - от него исходил некоторый неприятный запах, но Аллен мог различить, что это только запах сырой земли, но никак не разложения. Нет мертвеца он более всего напоминал закостеневшей посадкой головы, безжизненным неестественным углом плеч. И оскалом - верхняя губа была задрана в статичную гримасу, обнажая не полностью развившиеся клыки.

Если бы не эти клыки, Аллен никогда не догадался бы, что перед ним один из равных ему. У них не было никаких отличий, по которым один вампир мог отличить другого - ни специфического запаха, ни какой-либо ауры или чего-то подобного. Но именно эта не самая значительная деталь анатомии удлиннившиеся и закругленные, как бы конусовидные клыки - подсказала ему, что перед ним вампир, скорее всего - новичок, существо, появившееся без наставника, напуганное до полусмерти всем, происходившим с ним. Вампир без учителя. Легенда, ошибка. То, чего не должно быть.

Что с ним делать? - неторопливо подумал Аллен. - Убить? Это не так уж и сложно. Но - почему? Только потому, что я не знаю, годится ли он для нашей жизни? Разве это - и впрямь повод? Ведь он уже есть, он выжил, вопреки всему, прожил первые недели болезни. Он научился прятаться от света, наверняка уже научился пить кровь. Научился один.. Значит, он достоин жизни. Пусть выживает тот, кто силен.

- Кто ты? Ты такой же, как я?

Голос у этого существа был тоже нечеловеческий - глухой, хриплый, сорванный и какой-то замогильный. Но то, что он спросил, указывало на то, что его разум вполне сохранился.

- Да. Я помогу тебе.

- Будь ты проклят.. ты и тот.. кто.. убил меня..

Говорил он, выговаривая слова только в самом начале выдоха, дальше шло только глухое гортанное сипение.

- Ты жив. И я жив. Иди сюда.

Аллен протянул руку. Голос его был холодным, на лице застыла маска равнодушия. Еще слишком никем был для него этот человек напротив - еще никаких чувств не мог вызвать ни своей бедой, ни своей беспомощностью. И, может быть, эта холодность была сейчас более выигрышной, нежели живой интерес или сочувствие. Этого новичка следовало вываживать, словно рыбу, давая ей спокойно заглотить наживку.

Тот подошел, неуверенно коснулся грязными пальцами с глубоко сорванными ногтями руки Аллена. Аллен цепко захватил его ладонь и повел за собой в направлении дома. Парень, что был выше его на полголовы и заметно шире в плечах, шел покорно, словно маленький мальчик. Внешне он чем-то походил на Гэбриэла, но был совсем другим по внутреннему ощущению. Он был неуверенным, запуганным, каким-то неровным. Это не было результатом последних дней болезни, это было в нем изначально. Об этом Аллен думал, как о чем-то таком, с чем ему еще представляло бороться.

Внезапно парень остановился посреди дороги, словно упрямый мул.

- Куда.. мы.. идем..?

- Ко мне.

- Зачем?

- Там безопасно. Нет света. Спокойно. Нет никого. Ты отдохнешь.

Аллен говорил короткими размеренными фразами, в голосе его было нечто почти что гипнотическое - он научился этому от Гэбриэла. Парень стоял, набычившись, упершись широко поставленными ногами в мостовую, словно бы его собирались тянуть куда-то волоком.

- Пойдем. Скоро утро.

Услышав это слово, парень вздрогнул всем телом, огляделся затравленно, дернулся, собираясь куда-то бежать. Аллен схватил его за руку, вывернул ему руку за голову, нащупал свободной рукой хорошо известные ему точки на шее. Вампир мог быть сильнее обычного человека в толчковой силе или в выносливости, но нести нечто, массы превосходящей свою, долго он не смог бы. Потому он просто отключил у своего новоявленного подопечного ощущение своего тела, оставив у него возможность двигаться. В этом была опасность тот мог упасть, но было и преимущество - он не мог бы и сопротивляться.

Аллену удалось довести его до своего дома-баржи без приключений. Там он попросту, не церемонясь особо, оглушил свою "добычу" изрядной долей биоэлектричества, которое мог генерировать в своих ладонях, подобно электрическому угрю или другому животному. Уложив его на кровать, на которой могли бы разлечься минимум четверо, он подошел к компьютеру и принялся искать кого-то в веренице разных чатов и серверов, обеспечивавших передачу сообщений на пейджеры. Только через некоторое время, получив нужные инструкции, он вернулся обратно, к кровати, на которой бездвижным телом лежал его подопечный.

Все было слишком непонятным, слишком сложным. Никто из тех, с кем Аллен поддерживал отношения, не знал о том, как получаются дикари. Они были легендой, с которой никто не сталкивался лично, мифом, доказательств которого никто не видал воочию. А единственная, кто мог бы ему помочь, Гарет, была где-то вне его доступа. Сам Аллен был слишком далек от знания медицины, чтобы делать хотя бы примитивные выводы о состоянии того парня, который лежал на его постели и выглядел совершенно безнадежно больным.

Аллен слишком плохо помнил, как сам становился бессмертным. Это были долгие дни, наполненные болью и жаром, бредом и кошмарами. Но тогда рядом с ним была Гарет, и все, что с ним происходило, казалось не таким уж и страшным, когда ближе к полуночи наступали моменты просветления. Хорошо он запомнил только последний день своего превращения... или первый день новой жизни. Тогда он встал с постели легким и чувствующим в себе необычайную силу, незнакомое до той поры ощущение абсолютного здоровья, полной гармонии во всем теле. Тогда ему казалось, что он может летать, и вся память о предыдущем страдании неслышно ушла из его тела. Так сглаживаются родовые муки в памяти женщины, которая держит на руках свое дитя.

Но из-за этого, или просто из-за того, что он никогда не интересовался природой всех изменений, которые происходили с ним, в отличие от Гэбриэла, который несколько лет провел над микроскопом и пробирками, пытаясь исследовать собственную кровь и тело, сейчас он был совершенно беспомощен. Его мысли текли неторопливо, он не волновался, ибо никогда не был способен сопереживать искренне незнакомому человеку, но ни одного решения он не мог принять, ни одного действия для себя не определил.