Дамиен Бродерик - Игроки Господа

— Начни с самого начала и иди до самого конца, там остановись. Думай об этом как о рамке для Состязания. Как о расширенном контексте. Ты не согласен, что это самый эффективный подход?

Я крепко зажмурился, чтобы успокоиться. Заметно потеплевшая банка «Доктора Пеппера» слегка уплощилась в моих руках, но я все равно сделал большой глоток. Он оказался удивительно успокаивающим.

— Хорошо. С какого начала?

— Что ж, мой мальчик, раз уж мы обсуждали дискуссию о Судном дне, лучше всего начать с конца. Ты говоришь, что обнаружил фатальное слабое место в логических построениях, но я позволю себе не согласиться. Ну, ну, удели минутку и хорошенько все обдумай. Уверяю тебя, мы двигаемся так быстро, как только возможно и уместно в этих колючих дебрях. Скажи, почему ты не считаешь эту эпоху концом дней человечества?

— Спроси уж лучше тогда, перестал ли я иметь свою жену! — я устал. — А еще лучше — член. Это самая настоящая интеллектуальная мастурбация!

Тут кто-то позвонил в дверь.

— Вовсе нет, Август. Представляю, как ты удивишься, когда обнаружишь, насколько плодотворен такой образ мыслей. Хорошо, давай вернемся к началу, то есть концу.

В дверь снова позвонили, теперь настойчивей.

— О, да что же это такое! — раздраженно взревел преподобный Джулс. Потом выбрался из кресла и быстро исчез в коридоре. Я услышал, как открывается входная дверь, и он сердито спрашивает:

— Да? Чем могу вам помочь?

В ответ раздался невнятный тихий мужской голос, затем другой, с носовым американским акцентом.

— Что ж, премного благодарен, что вы спросили, — голос преподобного прямо-таки сочился сахарным сиропом, сдобренным змеиным ядом. — Прошу вас, заходите! Эти материи тревожили меня на протяжении долгих лет; я буду чрезвычайно рад вашему совету.

Дверь захлопнулась с неотвратимостью и безысходностью могильной плиты, заставив меня вздрогнуть, и три пары ног зашагали к гостиной. Вслед за Джулсом появились два молодых человека в темных костюмах и белых рубашках, с тусклыми галстуками и плохими стрижками.

— Август, Куп. Хочу представить вам церковного старосту Боба и церковного старосту Билли, преодолевших Тихий океан, дабы помочь нашим душам обрести мир. Проходите, джентльмены, присаживайтесь, — Джулс кивнул им на диван, где миссионеры и разместились, неуверенно присев справа и слева от робота, коснувшегося кепки и блаженно расслабившегося. — Эти джентльмены принесли нам чудо веры, Август, и я бы рекомендовал выслушать их наставления, которые укрепят тебя в час испытаний, что не за горами.

Староста Боб, или, быть может, Билли, сам едва старше меня, вытянув шею, разглядывал открытый Schwelle; прохладный ветерок играл его вихрами, а глаза миссионера судорожно подергивались.

— Да, эти юные достопочтенные господа спросили у меня, спасен ли я, принял ли я Спасителя, и мне показалось, что это так здорово, так по-соседски, верно, Август? Они пришли сюда, в Вестгарт, в столь знойный летний день, в своих тяжелых темных костюмах, только ради того, чтобы передать нам это бессмертное послание. Очевидно, от их внимания ускользнуло, — шелковым голоском шелестел Джулс, — что сия скромная обитель расположена рядом с храмом не их вероисповедания, и что ее обитатель может оказаться — и действительно оказался — священником, пастором, принявшим духовный сан наставником этой самой религии… нет, нет, мальчики, — остановил он их, когда вспыхнувшие миссионеры вскочили с дивана, прижимая свои библии к пропотевшим животам, — нет нужды испытывать смущение, ибо я чувствую, что сам Господь направил ваш шаг — или, быть может, покрышки вашего велосипеда — сегодня сюда, ведь где еще могли бы вы получить столь близкое знакомство с истиной той доктрины, которую, как я иногда подозреваю, многие молодые люди сегодня принимают лишь на словах, но не в сердце. Что ж, раз вы уже встали, тогда, с вашего позволения… Дай мне Диз. Куп, помоги.

В центре комнаты распахнулось окно. Волосы на моем теле стали дыбом, к горлу подкатила тошнота. Пахнуло тем холокостным миром Септимуса, но вонь была вдвое, втрое сильнее. Существа с содранной кожей корчились в агонии, извергая хриплые крики из разорванных окровавленных глоток. Миссионеры ринулись к окну. Куп схватил несчастных за руки и с легкостью перенес за порог, и их отчаянные крики присоединились к страшному хору. Я рванулся вперед — я должен был сделать хоть что-нибудь, воспрепятствовать такой вопиющей бесчеловечности. Джулс произнес одно слово, и Schwelle с рвущимся звуком закрылся. Мы остались одни, вдвоем; я пошатывался, напуганный до безумия, полный отвращения и гнева.

— Ты, ублюдок! Вообразил себя Господом Всемогущим?!

Он покачал головой, весело сверкая глазами:

— А, просто тонизирующее. Ненавижу этих маленьких говнюков. Давай, садись, — Джулс вернулся в свое ветхое кресло, разгладил складки на брюках. — Этим глупым безмозглым марионеткам ничего не грозит. Слушай, садись, тебе станет плохо, если ты не успокоишься. Ох, да Боже мой, ну хорошо! — он снова поднялся. — Дай мне Диз.

Вскрик рвущейся реальности. Многоголосые стоны.

— Верни их, Куп.

Робот выволок из кошмарного мира своих жертв, Боба и Билла, трясущихся, извергающих хриплые стоны, с крошечными зрачками в побелевших глазах. Их одежда была разорвана, ботинки и ноги забрызганы слизью. А это еще что, уж не отметки ли зубов?

— Ты — Сатана! — проскулил Билли, отшатываясь подальше. Schwelle за его спиной захлопнулся. Куп выпустил миссионеров, они упали на пол и поползли в сторону коридора, позабыв о своих библиях. — Ты — грязное, дьявольское отродье!

— Ой, прекрати! Я-то думал, что вы будете благодарны. Полагаю, зеленый, мистер Фенимор, а затем — чуть-чуть голубого.

— Определенно, сэр, — Куп молниеносно извлек из кармана свою амнезийную трубку и окатил миссионеров изумрудным сиянием. Они свернулись клубочками, словно дети, со счастливыми улыбками на лицах. Заплясало голубое пламя, незнакомое и одновременно привычное, будто я когда-то сам стер его из собственной памяти безо всякого зеленого луча. Слизь испарилась, точно снежная слякоть возле костра. Порванная одежда исцелилась, совсем как окно в ванной внучатой тетушки Тэнзи — как проигранная задом наперед видеозапись, как желток и вязкая жижа, заползающие обратно в разбитую яичную скорлупу, склеивающуюся в блестящий овал и запрыгивающую, вопреки силе тяжести, обратно в ждущую руку, которая быстро прячет его на дверь холодильника. Но разворачивающаяся передо мной реальность текла вперед, а не назад, разглаживалась и восстанавливалась.

«Ну точно, — подумал я. — Я в симуляторе».

— Так-так, тебя посетила банальная мысль, Август, — Джулс пронзил меня острым взглядом. — Ты пытаешься убедить себя, что находишься в некоей программе виртуальной реальности, запущенной на твоем домашнем компьютере в 2051 году, а сам ты — старый пердун со вживленными в голову электродами, утонувший в фантазиях и воспоминаниях о минувших дня, — вообще-то достаточно точно; у меня по спине побежали мурашки, и причиной тому был отнюдь не зимний ветер из открытого Schwelle. — Да, тебе недостает веры. Все не так просто, парень, не так изящно, не так… старомодно. Спасибо, Куп, не проводишь ли наших друзей до двери?