Кевин Уилсон - Туннель к центру Земли

Уинн счастлив. Он понимает, что Скотти на грани срыва, но не может остановиться. Он хочет побеждать. Уинну кажется, что если он подчинит себе персонажа Скотти, все станет как прежде. Главное — заставить Скотти признать поражение, и он наступает и бьет, и ловко отпрыгивает назад.

— Сдаешься? — спрашивает Уинн.

Скотти только хмуро стучит по клавишам.

Он близок к тому, чтобы проиграть одиннадцатый раз подряд. Скотти безумно раздражает манера Уинна вести бой: он постоянно уворачивается от ударов. Раньше Уинн, не задумываясь, сменил бы тактику, и они снова вернулись бы к старым проверенным приемам, но не сегодня. Скотти кажется, что его мучения приятны Уинну, что тот неспроста с таким упорством его уничтожает. Наконец его героя снова обращают в пепел, и Скотти поднимает глаза на улыбающегося друга.

— Так дерутся только пидоры, — говорит он и видит, как напрягаются мышцы на шее Уинна.

— А ну повтори.

— Так дерутся только пидоры, — повторяет Скотти и улыбается одними уголками губ.

Начинается двенадцатый бой. Скотти выигрывает первый раунд — Уинн слишком часто ошибается, наскакивая прямо на кулаки соперника. Во втором раунде он берет себя в руки и в последнюю секунду вырывает победу мощным апперкотом. В последнем раунде бой идет не на жизнь, а на смерть. Подростки впиваются глазами в экран, удары сыплются один за другим. Теперь они не уворачиваются — победит тот, кто устоит под градом. Защитный блок, резкий поворот, мощный удар — и Уинн падает. «Прикончи его!» — требует диктор. Скотти смотрит на Уинна, но тот прячет глаза. Скотти ждет ответного взгляда, зная, что время игры ограничено. Наконец он завершает комбинацию, встает, шагает к Уинну и бросается ему на грудь, разрывая тому сердце.

— Сейчас, — говорит Скотти и с силой, до боли, целует Уинна.

Уинн чувствует напор его губ и отвечает на поцелуй. Затем резко бьет Скотти в челюсть. Скотти отлетает на пол и прижимает ладонь к губе.

— Чтоб ты сдох! — вопит Скотти и плюет в Уинна кровавой слюной.

Уинн потрясен тем, что он сделал, и хочет извиниться, но вместо этого выскакивает из комнаты, выпалив на прощание:

— Сам сдохни!

Сбежав по ступенькам, он выскакивает наружу и бежит без оглядки, пока дом не скрывается из виду. Тогда он останавливается, чувствуя, что готов разрыдаться. Скотти — его единственный друг, кроме Скотти у него нет никого в этом мире. Он вспоминает про поцелуй, удар, и в сердцах бьет кулаком в ладонь. Ему хочется кричать. Некоторое время Уинн кружит на месте, не зная, куда идти, затем оглядывается, и припускает вперед, но внезапно замирает на полушаге. На руке — пятно крови, это кровь его друга Скотти, и он втирает кровь в кожу, пока пятно не исчезает, а потом просто стоит посреди улицы, не зная, что делать дальше.

Скотти поднимает с пола носок и прижимает к кровоточащей губе. Бой на экране продолжается. Несколько минут он следит за игрой, затем выключает компьютер. Теперь в комнате темно, хоть глаз выколи. Скотти подходит к окну и высовывается наружу. Уинна нет. Затем он съезжает на пол по стене. Слезы текут по лицу, но Скотти их не замечает. Не зная, чем занять мозг, он начинает повторять про себя имена президентов в порядке их правления, затем расставлять их в алфавитном порядке, затем — по количеству сроков, затем — по партийной принадлежности. Есть и другие критерии, но Скотти уже все равно. Его мучит единственный вопрос — вернется ли Уинн, и скоро он узнает, наконец-то узнает ответ.

Начнем с того, что никакого туннеля к центру Земли мы не рыли — куда нам, с нашим инструментом. Статья «Путешествие к центру Земли» целиком на совести психиатра, к которому отвели меня родители. Он просто не понял, зачем мы это делали. Думаю, мы и сами понимали это не до конца. Просто копали, и все.

Это началось прошлым летом. Хантер, Эми и я окончили колледж, получив степени по таким бесперспективным предметам, как «Тендерные исследования», «История Канады» и «Азбука Морзе». Едва ли мы надеялись сделать карьеру. Зубря половой вопрос, канадцев или Самуэля Морзе, мы просто не задумывались о том, где сможем применить наши знания во взрослой жизни, когда обзаведемся семьями и подпиской на популярные журналы. Возможно, именно растерянность заставила нас взяться за лопаты. Другого объяснения я не нахожу.

После выпускного мы втроем сидели в моей комнате, задумчиво крутя кисточки академических шапочек, которые так и не сняли. Мы смотрели телевизор, играли в карты и смолили дешевые косяки, которыми торговал брат Эми. Мать могла сколько угодно подсовывать под дверь объявления о работе — я все равно оставлял их на полу — А ты не думал преподавать азбуку Морзе в начальной школе? — как-то спросила она за завтраком.

Сказать по правде, я бы не отказался. Я даже представлял себе, что буду выстукивать коды на крошечных детских ладошках, объясняя, как образуются слова, но школы едва могли позволить себе нанимать учителей живых языков, вроде испанского и французского, что уж говорить об азбуке Морзе.

Кроме того, людей по-настоящему интересуют только два кода: «Я тебя люблю» и «SOS». Первый так забавно выстукивать на лежащем рядом обнаженном теле, и ночи уже не кажутся такими длинными. На вечеринках я только и делал, что объяснял подгулявшим приятелям, как выдерживать ритм и отделять слова друг от друга. Впрочем, вряд ли мои уроки шли впрок. Не важно, верный ли ритм ты выстукиваешь, лишь бы девушка чувствовала твою заботу. А если доходит до сигнала «SOS», люди не думают об азбуке Морзе, а лишь о том, что пришел их час.

Не важно, кто первым до этого додумался. Идея пришла одновременно ко всем троим. Когда столько времени проводишь вместе, мысли текут в унисон. Мы просто подумали: «Пришло время рыть туннель под землей». И приступили.

Мы вытащили из гаража все инструменты, которые попались под руку. Хантер взял ручной бур и тяжелый заступ. Мне досталась новехонькая блестящая лопата с лакированным черенком, и еще одна с заостренным лезвием, чтобы корчевать камни и корни. Эми, словно заправский стрелок, несла две садовые тяпки, предназначенные для того, чтобы ровнять стенки туннеля. Карманы мы забили суповыми ложками — так, на всякий случай.

Нагруженные инвентарем, мы вышли из гаража и направились на задний двор. Оторвавшись от мытья посуды, мать распахнула окно и крикнула:

— Что вы там задумали, дети?

Я ответил, что мы собираемся вырыть яму.

Она попросила нас держаться подальше от ее тюльпанов, и мы отправились в дальний угол двора.

Первую неделю мы вкалывали, как проклятые, и вырыли яму глубиной не меньше двенадцати футов, в которой без труда помещались втроем. Обедали мы наверху — бутербродами, чипсами и лимонадом, которые приносила мать. Нам нравилось лежать на животе и смотреть вниз — на дело наших рук. Мы переворачивали слои, столетия не видевшие солнца.