Д. Биленкин - ФАНТАСТИКА. 1966. Выпуск 1

Нужно поставить опыты с длительным анабиозом. Не успеть. Программа пробуждения вообще не будет отработана.

Да и нужны ли опыты? Вдруг окажется: невозможно разбудить? А так есть иллюзия.

Нет. Нечестно. И не стоит продаваться за несколько лишних шансов пожить.

А что тебя в этом деле больше интересует: научный эксперимент или твоя судьба?

Взвешиваю: не могу определить. Гордость: ученый. Хвастун ты.

Будут клетки синтезировать свою структуру или будет только распад? Если нет, то как быстро? Снизить температуру до двух — трех градусов, тогда обмен, наверное, уменьшится раз в тридцать. Плюс глюкоза, которая все-таки должна сгорать. При одном углеводном питании можно свободно прожить месяца два. Умножить на тридцать — будет пять лет.

Через этот срок нужно пробуждать для подкармливания.

А кроме того, наверное, будет синтез белков.

Картина: я в саркофаге. Если применять для циркуляции плазму, то кожа будет совершенно белая. Бр-р-р! Неприятно.

Вообще никакого величия не будет. Камеру еле-еле успеем сляпать, машины все будут некрасивые. На соплях. Одно слово — макет. Макет величия.

Спать, спать нужно, друг…

Вот и опять иду на работу. Шагаю бодро: раз-два, раз-два.

Чудно как: тепло, ветерок.

Улица тихая. Каштаны до неба. Последние свечки опадают, как белый с розовым снег. Совсем последние — для меня.

Не думать.

Люди навстречу. Смотрю на лица, стараюсь разгадать их мысли, судьбу.

Толстая старуха в черном медленно двигается, опираясь на палку. Глаза прикрыты тяжелыми веками. Застывшая маска мудрой усталости. “Прибери меня, господи!” Тень у нее тоже черная, большая.

Девочка с бидоном и кружкой бежит вприпрыжку, брякает на всю улицу. И напевает в такт: “Динь-дон, динь-дон!” Мама послала в молочную. (“Быстро!”) Занятия кончились. Впереди целое лето счастья. И целая жизнь. Да будет так!

Пожилой человек быстро шагает с несчастным, злым лицом. Служащий опаздывает на работу. Поругался с женой.

Впереди выговор от начальника за невыполненное задание.

“Проклятая жизнь!” Все верно. Проклятая. Но успокойся! Все проходит. Вечером трехлетний Санька влезет тебе на колени, обнимет теплыми ручонками, и лицо твое сморщится в горестную гримасу. Потом влажные глаза широко раскроются и засияют. “Нужно жить!” Так мне рассказывала Люба. Меня-то не обнимали теплые детские ручки. “Вся твоя наука не стоит такого объятия!” Это она мне говорила. Не знаю. Может быть, и не стоит.

Вот институт. Летом он красивее. Каштаны. Никого нет у входа: работа уже началась. Тяжелая какая дверь, силы совсем мало. Шел не быстро, а дыхание учащенно. Брось, не надо прислушиваться. Совсем распустился за этот месяц. Селезенка тянет левое подреберье. Опять? Хватит!

Иду к себе в кабинет по коридору. Неуютно здесь после улицы, темно. Встречаются люди из других лабораторий. Здороваются. Смотрят с жадным любопытством: “Еще ходит, а говорили, рак, совсем плох”. Не надо так. Смотрят хорошо: с участием и симпатией. Не нужно поддаваться зависти и досаде.

Вот и наши комнаты. Наши. Даже сердце забилось: столько сюда вложено души, мечты, энергии.

Загляну в операционную. Знакомая приятная картина: готовятся к опыту. Все тут? Поля, Коля Гулый, Толя, Валя.

Вон Вадим наклонился над столом.

— Здравствуйте, товарищи!

Вадим бросается ко мне, хватает за обе руки, трясет, смеется.

— Ура шефу!

(Нет почтения.) Все меня обступили, трогают, улыбаются.

И немножко смущены. Как вести себя? Здоровым всегда стыдно перед больными.

— Ну как? Как себя чувствуете? Может быть, рано вышли?

— Ничего не рано! В самый раз.

Это Вадим, конечно. Валя выбежала в коридор, побежала в соседние наши комнаты. Слышу, кричит:

— Девочки! Иван Николаевич пришел!

Тепло. Хорошие они все какие. Любят меня. Любят!

— Знаете, как без вас плохо было? Совсем замучили нас начальники. Три опыта в неделю, допоздна сидим, а в свободные дни все считаем и чертим.

К Вадиму: — Чего они чертят?

— Как чего? Характеристики, кривые. За опыт мы теперь получаем столько цифр, что ужас! Аналог-код щелкает быстро. Вот целые рулоны.

Да, действительно на окне бумажные катушки с цифрами.

— Ну хорошо, ребята, готовьте опыт, а я должен поговорить со старшими. Вадим, собирайтесь ко мне. (Морщится. Некогда). Не бойся, я ненадолго.

Выхожу, провожаемый шумом. Потом, слышу, затихли.

Наверное, говорят: “Ах, какой он бледный, худой!..” Ничего!

Еще повоюем!

Вот он, мой кабинет. Здороваюсь, как с другом. Все на привычных местах: фотография Павлова, корешки книг в шкафу.

Даже цветы поставили.

Очередность чувств: радость от встречи. Любят. Еще дальше маячит тоска: скоро придется расставаться. Теперь это чувство меня уже не покидает. Обострение заставило тело поверить в болезнь.

Ничего нового они мне не скажут. Каждый день кто-нибудь приходил и докладывал. Но, может быть, не все? Щадили. Сегодня посмотрю сам. Сверю с планами и внесу поправки. Сколько мне еще отпущено? Давид утешает, но разве можно верить? Упреки, что плохо лечился, много работал. Хочет, чтобы я почувствовал себя больным, прислушивался. Что же, он достиг цели: болезнь все время присутствует на заднем плане. Стал портиться характер — обида и зависть к людям.

Сам вижу. Пока еще контролирую себя, но вот-вот сорвусь.

Плохо.

Нужно торопиться с отъездом, иначе болезнь совсем меня скрутит. Вот опять голова кружится и тошнит. Кажется, и ничего такого не съел. Все ли я принял лекарства? Давид сказал, нужна пунктуальность. Давид…

Слушай, ты! Пошли к черту Давида и лекарства. Сегодня важный опыт. Или уже ничего не осталось важного, кроме пилюль? Чтобы лишний день дышать, есть и мочиться? Понимаю, если бы мог что-нибудь еще… А это…

Все ясно. Нужно следить за мыслями, не позволять болезни завладеть собой. Лечиться, но в меру. Жизнь не самоцель.

Почаще задумываться: “А для чего?” Выстоять.

Как меня встретили хорошо! Нельзя их предавать. У каждого человека есть плохие мысли, все дело в их удельном весе, в их воздействии на поступки. По ним нужно оценивать, по сумме поступков. Количественная оценка добра и зла. Критерии. Обсудить.

Входят все сразу. Значит, собрались заранее: обсуждали “платформу”, как себя вести со мной. Хорошо, берегут, во плохо, что не будут откровенны. Расспросить отдельно. А может быть, кое-что лучше и не знать? Всегда есть достаточно неприятностей.

— Здравствуйте, Иван Николаевич!

Это Семен. Нормальный голос, а мне кажется, что он не так смотрит. Борьба за власть! Не надо подозрений… Игорь такой же красивый. Юра и Вадим серьезные. Какие-то новые. Впрочем, я их видел на днях, но обстановка меняет.

— Садитесь, ребята. Я собрал вас, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Положение в общей мае известно, если вы не утаивали от меня.