Стивен Кинг - Длинный путь

Баркович бормотал еще что-то, но все отвернулись от него и продолжали идти, нагнув головы.

Они прошли уже 60 миль, а никакого моста так и не было. Гэррети начал думать, что его и нет, когда они перевалили небольшой холм и окунулись в озеро электрического света - фары нескольких грузовиков, сгрудившихся перед остатками деревянного моста.

- Как я люблю этот мост, - прошептал Олсон, закуривая одну из сигарет Макфриса.

Но когда они подошли ближе, Олсон выругался и отбросил сигарету прочь.

Часть моста уцелела, и люди из Эскадрона быстро восстанавливали остальное.

Времени не хватало, поэтому рядом с мостом они навели понтонную переправу из тяжелых армейских грузовиков, связанных проводом.

- Мост короля Людовика Святого, - мрачно заметил Абрахам. - Может, если кто впереди топнет, он опять обвалится.

- Мало надежды, - сказал Пирсон. - А, черт!

Трое идущих впереди ступили на мост и, не оглядываясь, перешли на другую сторону. Их ботинки гулко стучали по доскам. Солдаты спрыгнули с вездехода и пошли вперед вместе с участниками. Двое дорожных рабочих в комбинезонах и зеленых резиновых сапогах стояли у обочины и смотрели, как они идут. Один из них вдруг хлопнул товарища по плечу и сказал:

- Вот он, Гэррети.

- Давай, парень! - крикнул другой. - Я поставил на тебя десять баксов!

Двадцать к одному.

Гэррети помахал им и ступил на мост. Доски жалобно заскрипели под ногами, и он оказался на другой стороне. Скоро дорога сделала поворот, и свет грузовиков померк позади.

- А ДЛИННЫЙ ПУТЬ - когда-нибудь останавливали? - спросил Гаркнесс.

- Не думаю, - ответил Гэррети. - Что, материал для книги?

- Нет, - Гаркнесс выглядел уставшим. - Просто так.

- Его останавливают каждый год, - сказал сзади Стеббинс. - Но только раз.

Никто ничего не сказал.

Через полчаса к Гэррети подошел Макфрис и некоторое время шел молча.

Потом очень тихо спросил:

- Ты надеешься выиграть, Рэй? Гэррети долго думал.

- Нет, - сказал он наконец.

Осознание этого напугало его. Он снова подумал о том, как получит пропуск, - нет, получит пулю. О последних секундах беспощадной ясности, о черных дулах карабинов, смотрящих в лицо. Ноги на миг окоченели. Кровь, казалось, застыла в жилах, обволакивая мозг, сердце, гениталии липкой красной коркой.

- А ты?

- Тоже нет, - ответил Макфрис. - Я перестал в это верить где-то около девяти. Видишь ли, я, - он откашлялся, - мне трудно говорить об этом, но я не думал, что это будет так тяжело. Похоже, все они, - он махнул рукой в сторону идущих, - думали, что, когда станет невмоготу, в них прицелятся, крикнут "пах! пах!", - и все пойдут по домам. Понимаешь, о чем я? Гэррети вспомнил свой собственный шок, когда кровь и мозги Кэрли брызнули на дорогу.

- Да, - сказал он. - Понимаю.

- Я сам не сразу в это вник, но теперь знаю. Это не гонки на выживание, как я сперва думал. Здесь победит не тот, кто сильнее - тогда у меня был бы шанс, - а тот, кто сможет идти, несмотря ни на что. Ни на кого.

Это не в ногах, а в мозгу.

Вдалеке закричал козодой.

- Были парни, которые продолжали идти вопреки всем законам физики. В прошлом году один шел с судорогой обеих ног, помнишь? Посмотри на Олсона - он вымотан до предела, но идет. Этот сучонок Баркович держится на ненависти, и она дает ему силы. А я так не могу. Я еще не устал, как следует, но устану, шрам резко выделялся на его осунувшемся лице. - И я думаю... Когда я устану... Я просто сяду и останусь сидеть.

Гэррети промолчал, но ему было плохо. Очень плохо.

- Впрочем, Барковича я переживу, - добавил Макфрис. - Клянусь Богом. Гэррети посмотрел на часы - было 11.30. Они прошли перекресток с дремлющей на нем полицейской машиной. Движение на дороге отсутствовало, и констебль, видимо, спокойно спал. Они миновали круг света от фар и снова окунулись в темноту.

- Мы можем убежать в лес, и они нас никогда не найдут, - задумчиво сказал Гэррети.

- Как же! - хмыкнул Олсон. - У них сверхчувствительное оборудование.

Они слышат все, что мы говорим, слышат удары наших сердец. И видят, как днем. Словно в подтверждение его слов кто-то впереди получил второе предупреждение.

Макфрис куда-то отошел. Темнота разъединила их, и в Гэррети зашевелился страх одиночества. В лесу кто-то пыхтел и трещал сучьями.

Гэррети внезапно понял, что путь ночью через мэнский лес - это вовсе не пикник для таких городских парней, как он. Где-то таинственно заухала сова.

С другой стороны завозилось что-то тяжелое, и кто-то нервно крикнул: "Что это?"

Наверху стайками проносились легкие весенние тучи, обещая дождь.

Гэррети поднял воротник, вслушиваясь в звук собственных шагов. Утром он их не слышал, они терялись в стуке еще девяноста девяти пар ног. Но теперь он отчетливо различал их особый звук и ритм, и то, как левый туфель чуть-чуть шаркал при каждом шаге. Ему казалось, что звук шагов звучит так же громко, как удары сердца. Биение жизни - и смерти.

Глаза его закрывались. Казалось, их энергия втягивается внутрь тела, в какую-то таинственную воронку.

Предупреждения раздавались с усыпляющей монотонностью, но выстрелов не было. Баркович заткнулся. Стеббинс опять потерялся сзади, еле видимый в тумане.

На часах было 11.40.

"Приближается час ведьм, - подумал он, - когда могилы раскрываются и выпускают своих сгнивших обитателей. Когда послушные дети сидят дома. Когда жены и любовницы ведут нелегкую схватку в постелях. Когда пассажиры дремлют в нью-йоркском "грейхаунде". Когда по радио играют Гленна Миллера, а бармены начинают поднимать стулья на столы..."

Перед ним появилось лицо Джен. Он вспомнил, как целовался с ней на Рождество, полгода назад, под пластиковой веткой омелы, что его мать всегда вешала на кухне. Губы ее были удивленно-мягкими, покорными. В первый раз он целовался по-настоящему. Потом они снова поцеловались, когда он проводил ее до дома, и они стояли перед ее дверью, глядя на падающий рождественский снег. Но это был не просто поцелуй - что-то еще. Его руки на ее талии. Ее руки, обвившиеся вокруг его шеи; ее закрытые глаза (он подглядывал); ее теплая грудь под тканью пальто. Он чуть не сказал ей, что любит ее, но... Нет, не так быстро.

Потом они учили друг друга тому, что знали. Она рассказывала ему о книгах, которые прочла, - эта маленькая хохотушка, оказывается, любила читать. Он научил ее вязать - это была мужская традиция у них в семье. Дед Гэррети научил вязать отца, а тот - самого Гэррети, пока... Пока его не забрал Эскадрон. Джен была зачарована мельканием спиц и очень скоро превзошла его, продвинувшись от шарфов к свитерам и салфеткам с прихотливыми узорами.

Еще он научил ее румбе и ча-ча-ча - его обучили этому в школе современного танца миссис Амелии Дордженс, куда он ходил по настоянию матери. К счастью, педагогический пыл матери остыл, иначе Бог знает, куда бы она зашла.