Сергей Трусов - Карнавал (сборник)

Совершенно случайно словоизлияния оратора сложились в длинное заклинание. Заклинание сработало, прервав тысячелетний сон злющего восточного джинна. Хмурый и невыспавшийся Гасан Абу аль-Рашид тотчас покинул уютный кувшин и явился в актовый зал, оглушительно скрежеща желтыми гнилыми зубами. Застыв перед трибуной, он закатил глаза и с плохо скрываемым бешенством потребовал:

— Повелевай, владыка…

Но Антон Никодимович как ни в чем не бывало продолжал жонглировать скользкими суффиксами.

Изумленный таким невниманием, джинн окончательно рассвирепел, но усилием воли заставил себя выждать несколько секунд. Ломая пальцы и яростно вращая белками глаз, он в один миг изобрел сорок восемь тысяч новых пыток. Потом мгновенно вымахал метров на пять, рванул клок бороды и взвыл страшным голосом:

— Повелева-а-а-ай!!! Ааааа!..

И затрясся, словно припадочный, царапая ногтями хилую пергаментную грудь.

Никто не повелевал. Более того, на него даже внимания не обратили. Будто и не было исступленных криков, жуткого хохота и жалобных стенаний. Будто и не было самого Гасана.

И подивился всемогущий джинн виртуозному мастерству человека на возвышении. Он, Гасан Абу аль-Рашид, был всего лишь ирреальной субстанцией! Просто вызвать джинна мог бы любой колдун-недоучка, а филигранное вкрапление сверхъестественного в материальный мир было под силу лишь наискуснейшему из магов!

И оглянулся Гасан вокруг, и вновь поразился могуществу неведомых заклинаний. Скольких людей околдовал и заморочил его новый хозяин!

И съежился джинн до нормальных размеров, и рухнул на колени перед чародеем, и обратился в слух, дабы узнать, чего же хочет от него этот страшный человек…

И ничего не понял бедный Гасан. Ни единого слова! Ни дворцов прекрасных, ни золота с бриллиантами, ни наложниц озорных, ни караванов не требовал его повелитель. А говорил все о каких-то обязательствах, а в чем их суть — было выше Гасанова понимания. Понял джинн лишь последнюю фразу.

— Мы все как один! — твердо произнес владыка и покинул возвышение.

Прозрел тогда джинн и испугался. Дошло до него, что пока не исполнит он все желания всех присутствующих — не видать ему родного кувшина. Призвал он на помощь все свои силы сверхъестественные и умение незаурядное, чтобы хоть выяснить, чего же хотят эти люди. Проник в их мысли сокровенные, и ужаснулся, и взвыл пуще прежнего. Ибо одни жаждали одного, другие другого, третьи вообще ничего, а четвертые всего подряд и побольше. А были еще такие, которые сами не знали, чего хотят, но все же на что-то рассчитывали. Понял Абу аль-Рашид, как далек он от милого сердцу медного кувшина. Не знал джинн обратного заклинания, как и всех прочих, ибо всю жизнь полагался не на витиеватость словесную, а лишь на себя и свое искусство.

Вскрикнул Гасан голосом тонким и пронзительным, обхватил голову обеими руками и винтом закрутился по залу, будто волчок адский, черпая силы недостающие из областей астральных. Насытился энергией трансцендентной по самую макушку и понесся по кругу, словно лошадь скаковая, да так, что сам в круг обратился, пылающий огнем невидимым. И не смог уж он более свое неистовство сдерживать, а разогнавшись как следует, бросился вон из помещения на воздух свежий, на волю желанную. Наложилась тут мощь духовная на реальность объективную — и брызнули наружу стекла оконные мелким дождичком бриллиантовым.

Всполошился народ по обе стороны от окон разбитых, а Гасана и след простыл. Вихрем пронесся он над Землею, обогнув ее несколько раз кряду, посылая вниз то ливни грозовые, то ветра сильнейшие, то тайфуны с землетрясениями, то цунами, а то и просто погодные условия для сельского хозяйства неблагоприятные. Успокоился джинн лишь после того, как устроил катаклизмов количество изрядное, к коим питал страсть непреходящую. Потом уж назад вернулся, чтобы обмозговать задачу свою, ибо был заклинанием намертво повязан.

Перво-наперво злой джинн решил понапрасну не злиться, а спокойно во всем разобраться. Просочился он в кабинет своего владыки, Ступы Антона Никодимовича, встал за спиной и принялся руками гипнотические пассы делать.

Уснул Антон Никодимович, а Гасан возьми да и шепни на ухо:

— Скажи, чего хочешь? Изъяви сокровенное…

Зачмокал губами Антон Никодимович и изрек томным голосом:

— План бы выполнить…

— Какой план? — вкрадчиво поинтересовался джинн.

— Месячный, — вздохнул повелитель и жалобно добавил: — Да и квартальный тоже…

— Может, мешает кто?! — спросил эфемерный джинн, начав, на всякий случай, превращаться в сгусток агрессивной энергии.

— Не-е… — капризно отмахнулся Ступа сонным жестом.

— Так почему ж сам не выполнишь?

— Ииии…

— Так сложно?

— Уууу…

Задумался джинн. Ни месячных, ни квартальных планов он никогда не выполнял. Делал что умел, и, кажется, неплохо получалось.

— А может, и не нужен тебе план, а? — ласково спросил он.

— Ох, нужен, очень нужен… — заволновался повелитель. — Страсть как нужен!

— Да зачем же?

— Для начальства. Чтоб не ругалось.

"Ага!" — обрадовался джинн, узнав, что у его владыки тоже есть повелители. Стало быть, если им хорошо услужить, они и подобреют.

— А скажи, светлейший, — обратился Гасан к спящему чародею, — если б начальство не гневалось, желал бы ты свой план?

Ступа страдальчески сморщился, засопел, завозился в кресле, всхлипнул и жалобно заскулил.

Тогда джинн сделал еще несколько пассов руками.

Лицо Антона Никодимовича прояснилось, и он выдохнул:

— Да ну его к дьяволу…

И улыбнулся, задышав ровно и хорошо.

Отшатнулся Гасан от таких слов. Знавал он дьявола и даже в приятелях числился, но вспоминал о нем с содроганием.

Что ж это за план, которого и желаешь вожделенно, и спровадить готов хоть в преисподнюю?

И подумал джинн:

Хотел еще поговорить Гасан со своим владыкой, но тот уж спал так, что хоть кулаком в ухо бей. Не стал джинн будить человека, который казался сейчас таким маленьким и беспомощным, а пошел прямо к начальству. А чтобы посмотреть, послушать да ума поднабраться, решил не сворачивать пространство, а тихой сапой проследовать коридорами.

Не очень многолюдно было в институтских проходах и тупичках, но кое-кто туда-сюда шастал, и посему информация в воздухе витала. С удивлением выяснил джинн, что далеко не все озабочены пресловутым планом. Вернее, у каждого он занимал какое-то место в мыслях, но каждый относился к этому месту по-разному. Постепенно картина прояснилась, и Гасан еще раз убедился в старой житейской мудрости — чем недоступнее мечта, тем сильнее бередит она воображение. Большие повелители больше других переживали за план. Меньшие — меньше и волнений испытывали. А нижайшие подданные, от которых зависело практическое исполнение, обладали прямо-таки железными нервами.