Норман Сеймон - Звезда предков

- Так и петь "его"? - недовольно спросил Чиптомака. - Обычно имя героя упоминают, и почаще, чтобы запомнили.

- Нет, пой просто "изгнанник". Вот, и пусть песня будет такой... Ну, пышной, понимаешь? Глупой, как ты любишь.

- Я глупых песен не пою, - надулся старик. - Длинная, неторопливая песня - это хорошая песня, и объяснено в ней все должно быть подробно. А ты мне говоришь так просто - спой, что он был гордый и его все боялись. Что же это за песня? Расскажи о своих подвигах.

- Нет у меня ни времени, ни желания тебе свою жизнь пересказывать! - прикрикнул имам. - Наври что-нибудь, тебе не привыкать.

- Я никогда... - начал было лэпхо, но тут же получил пинка и обиженно замолчал.

Вот как Абу-Салтан обращается с одолженным ему на один вечер певцом! Надо будет как-нибудь пожаловаться на него Салакуни, только очень осторожно. А то еще выкинет что-нибудь этакое... С имамами шутки плохи. Чиптомака вспомнил, что первым из всех лэпхо с берегов Квилу идет в дом к имамам, петь и играть, и внутренне возликовал. Вот удивятся все эти сопляки, когда узнают, где пел старый Чиптомака!

- А еще приготовься спеть про Зверя, - вспомнил имам. - Тут будь серьезней. Про войну в Озерье много не говори, ты расскажи про Смерть, про то, что шайтан скоро выйдет из моря. Надо, чтобы отцу захотелось в бой. Да, и вот еще: не вздумай в доме вести себя как в джунглях!

- Это как же так?

- Это значит: побудь немного человеком, а не обезьяной. От тебя воняет, и волосы у тебя не чесаны, но это уж ладно, ты все-таки хозулуни. Но сядь там, где тебе укажут, не хватай первым еду, если будет угощение. Смотри только на свой гуоль, или в потолок, а людей не рассматривай. Особенно женщин!

- Уж не знаю, запомню ли все... - опять надулся Чиптомака.

- Попробуй только забыть! Кончатся в Квилу крокодилы - поведу тебя топить на Чамка-Ти.

После такого внушения старик стал относиться к своей задаче серьезнее, даже замурлыкал про себя начало песни. На гуоле опять не хватало одной струны, но это ерунда - имамы и не знают, сколько их должно быть. Пожалуй, можно спеть про Абу-Салтана немного из песен о Салакуни, самые маленькие его подвиги.

Тропинка сделала крутой поворот и из-за деревьев показалось селение имамов. Ошибиться было невозможно - никто другой на Квилу не зажигал вечером огней. Зачем боги придумали темноту? Разве чтобы ее освещать? Но у имамов как всегда был свой, особый взгляд на вещи. Хозулуни поговаривали, что при свете эти люди занимаются ночным колдовством.

Они вышли на широкую улицу, подошли к высоким воротам. Имамы окружали отдельным забором каждый дом, для чего - хозулуни не могли понять. Нащупав специально подвешенный на веревке деревянный молоток, Абу-Салтан пять раз ударил в ворота. В четырехэтажном доме громко вскрикнула какая-то женщина.

- Помни: веди себя прилично, и делай только то, что я тебе разрешу, - прошептал имам.

Потянулись минуты ожидания. Наконец хлопнула какая-то дверь, раздались чьи-то грузные шаги, тут же залаял хунди. Имамы заводили этих полезных животных почти в каждом доме, но хозулуни их не продавали.

- Кто стучится в мой дом, кого принес шайтан в темноте?! - хрипло крикнул кто-то.

- Изгнанник идет по пути, начертанному для него Всевышним! - отозвался Абу-Салтан. - Приюти на ночь путника, хозяин!

- Изгнанник, который знает, сколько раз мой покойный сын должен был стучать в ворота? - тише поинтересовался хозяин. - Что ж, я дам тебе приют на одну ночь, если ты чист.

Ворота заскрипели и приоткрылись. В образовавшуюся щель ударил свет, исходящий от факела в руке полного человека среднего роста с черными волосами и седой бородой.

- Я чист, как заповедовал людям Всевышний, но со мной дикарь. Мой раб не мыт, но оставлять его у ворот опасно.

- Вот с кем ты теперь водишь дружбу? - фыркнул отец Абу-Салтана. - Что ж, пусть твой раб спит во дворе, я укорочу у хунди веревку.

- Мой раб хочет спеть тебе и твоим благословенным женам песню о далеких странах. Не послушаешь ли его?

- Нет, он разбудит мне детей, - решительно отказался хозяин, шире открывая ворота и впуская путников за забор.

- Он готов умолять тебя на коленях, - продолжал Абу-Салтан уговоры. - Мой грязный раб готов умереть, лишь бы его выслушали.

- Твой раб не только грязный, но и наглый тип! - нахмурился отец, всплеснув руками.

- Он смиренно просит...

- Пусть поет. Но клянусь Всевышним, я убью его вот этими руками, если мне не понравится его дикая песня! Идите в дом, я закрою ворота...

Чиптомака едва передвигал ноги после такого разговора. Слово имама свято... Что же будет, если песня не понравится? Абу-Салтан и не подумает защитить старика, а до Салакуни не докричишься. А песни-то и нет никакой, так, одни мысли...

- Иди же, старая обезьяна, не спотыкайся! - пихнул его в бок имам. - Поднимайся в доме на второй этаж, но не выше!

Чиптомака поднялся на высокое крыльцо и вошел в распахнутую дверь. Здесь было темно, но луч света, падающий сверху, освещал лестницу. Робко оглядываясь, старик ступил на очень чистые, ровные ступени и тут же застеснялся своих грязных ног.

- Иди же... - прошипел Абу-Салтан. - Второй этаж, не выше!

Старик, стараясь унять дрожь в коленях, поднялся и застыл, увидев в просторной комнате, ярко освещенной стоящими по углам плошками с горящим маслом, пять женщин. Все они по обычаю имамов закрыли лица, опустив на них полупрозрачные покрывала из легкой материи.

- Стой, не шевелись... - сквозь зубы буркнул имам. - Слава Всевышнему, все ли в вашем доме здоровы?

- Все, - ответила одна из женщин за всех. - Слава Всевышнему.

- Поклонись, раб.

Чиптомака не сразу понял, что последние слова адресованы ему, и заслужил этим крепкий подзатыльник.

- Ну и вонь... - снизу поднялся хозяин. - Жены, хотите ли вы спать?

- Нет, - с легким поклоном ответила та же женщина. - Слава Всевышнему, мы не устали.

- Неужели вы останетесь, чтобы выслушать дикарскую песню, которую споет нам это грязный вонючий раб?

- Мы останемся, - повторила женщина, а ее соседка тихо добавила:

- Нам интересно...- Он может разбудить детей, - предупредил хозяин. - У народа хозулуни грубые, хриплые голоса. Что ж, изгнанник, чей путь начертан Всевышним, пусть твой раб начинает.

- Сядь туда и пой! - Абу-Салтан указал Чиптомаке на угол.

Стараясь не задеть плошку с горящим маслом, старик устроился на жестком полу и подогнул под себя ноги. Хозяин вышел на середину комнаты, повернулся спиной к женам и тоже сел прямо на доски. Женщины как по команде повторили его движение. Последним уселся Абу-Салтан и небрежно взмахнул рукой.

- Пой, раб! И помни, что с тобой произойдет, если твоя песня будет плоха!

"Я тебе это припомню," - мысленно пообещал ему Чиптомака, - "обязательно припомню, вот увидишь. Ты еще не знаешь старого лэпхо!"