Стивен Кинг - Необходимые вещи

- А может быть, ты соизволишь мне объяснить, почему нет? поинтересовался с явной настойчивостью в голосе Генри.

- Пожалуй. Я последние два дня неотступно об этом думал. - Это было явное преуменьшение. С того самого воскресного часа, когда Алан узнал в одной из женщин, лежавших у светофора на тротуаре, Нетти Кобб, он просто не в силах был думать ни о чем другом. Ему даже во сне только эта история и виделась, порождая все большую уверенность, что истинные причины трагедии лежат гораздо глубже, чем кажется, и покрыты мраком. Поэтому звонок Генри вызвал не раздражение, а напротив, облегчение, поскольку теперь не придется звонить самому.

Он сжал кулак, поработал пальцами и послышалось еще одно "дзинь". Теперь в руке осталась всего одна монета. "Дзинь!"

Вот уже ни одной не осталось.

- Что тебя тревожит? - спросил Генри.

- Все. - Алан сказал как отрезал. - Начиная с того, что это вообще произошло. А больше всего то, как это преступление разворачивалось... или не разворачивалось. Пытаюсь представить Нетти Кобб: вот она находит свою собаку мертвой и садится писать записки. И знаешь что? Представить это я просто не в состоянии. И каждый раз, когда пытаюсь и не могу, понимаю, что обо всем случившемся на самом деле не знаю почти ничего.

- Угу. Тогда, может быть, новости, которые я считал плохими, покажутся тебе вполне сносными. В этом деле еще кое-кто замешан. Мы не знаем, кто убил собаку Нетти Кобб, но можем с уверенностью сказать, что не Вильма Ержик.

Ноги Алана со стола как ветром сдуло. Монетки выпали из рукава и со звоном покатились по столу. Одна из них докатилась до самого края и уже приготовилась упасть, но ладонь Алана молниеносным движением метнулась вперед и подхватила ее.

- Думаю, тебе пора прекратить толочь воду в ступе, Генри. Говори как есть.

- Угу. Начнем с собаки. Труп отдали Джону Пейлину на ветстанцию в Портленде. Он в животных разбирается, так же как Генри Райан в людях. Он сказал, что штопор пропорол сердце, смерть была почти мгновенная, и поэтому он может назвать точное время, когда она произошла.

- Уже неплохо для разнообразия, - сказал Алан и вспомнил романы Агаты Кристи, которые без конца читала Энни. Там всегда неожиданно находился какой-нибудь деревенский эскулап, устанавливающий время смерти с точностью, например, от половины пятого до пятнадцати минут шестого. Проработав в полиции почти двадцать лет, Алан знал, что самое большее, на что можно рассчитывать, это: "На прошлой неделе. Наверное".

- Точно. Так вот, этот доктор Пейлин утверждает, что собака рассталась с жизнью между десятью и двенадцатью часами дня. А Питер Ержик настаивает, что когда он пришел из мастерской в спальню, чтобы переодеться, - в самом начале одиннадцатого - его жена была в душе.

- То, что время поджимает, нам с самого начала известно. - Алан был несколько разочарован. - Но этот доктор Пейлин должен делать скидку на допустимую ошибку, если только он не сам Господь Бог. Вильме достаточно всего пятнадцать минут, чтобы вполне уложиться во все рамки.

- Неужели? И в какие рамки она, по-твоему, укладывается?

Алан обдумал вопрос и со вздохом признался:

- Честно сказать, старина, ни в какие. И никогда не укладывалась. - Он помолчал и заставил себя добавить. - И все-таки мы выглядим полными идиотами, не закрывая дело только на основании показаний какого-то там собачьего доктора и такой мелочи, как пятнадцать минут.

- Ну хорошо. Тогда давай поговорим о записке на штопоре. Помнишь ее?

- "Никому не позволено забрасывать грязью мои простыни. Я предупреждала, что тебе это так не пройдет". Кажется так.

- Вот-вот. Графолог в Августе все еще мается над этой запиской, но Питер Ержик дал мне образец почерка своей жены, я сделал копии с записки и с образца и теперь смотрю на них. Могу тебя заверить ничего общего.

- Да ты что!

- А вот то! Я думал, такого, как ты, черта с два удивишь.

- Я чувствовал - что-то не так, но полностью задурил себе голову камнями с записками. Время, конечно, поджимало и слишком уж мало его было у Вильмы, но все же, в целом, я относительно ее участия не сомневался. Это целиком в ее духе. А ты уверен, что она не подделала почерк? - Он сам не верил в свое предположение, это как раз совсем не в духе Вильмы - анонимки царапать - но если подозрение возникло, его надо ликвидировать.

- Я? Я уверен, что нет. Но я не специалист, и мои заверения суд во внимание не примет. Поэтому записка у графолога.

- А когда он даст ответ?

- Кто знает? Но поверь мне, Алан, эти два почерка как небо и земля. Ничего общего.

- Ладно. Если это писала не Вильма, то кто-то хотел, чтобы подумали на нее. Но кто? И зачем? Зачем, ради всего святого?

- Понятия не имею, приятель, - это твой город. Но у меня еще кое-что для тебя есть.

- Валяй. - Алан спрятал доллары обратно в ящик и изобразил на стене руками высокого тощего гражданина в цилиндре. Когда гражданин шел по той же стене обратной дорогой, цилиндр уже превратился в котелок.

- Кто бы там ни прикончил собачонку Нетти Кобб, он умудрился оставить кровавые отпечатки пальцев на входной двери. Ну как?

- Черт побери!

- Черт может побрать, а может и нет. Отпечатки смазаны. Шутник, видимо, возился с дверной ручкой, пытаясь ее повернуть.

- Никакой надежды?

- Удалось собрать фрагменты отпечатков, но шансов мало, что их можно будет предъявить суду. Я отослал их в лабораторию филиала ФБР в Вирджинии. Они теперь вроде бы научились из дерьма конфетку делать. Медлительные, правда, как улитки, ответ шлют не раньше чем через неделю, а то и дней десять, но пока суд да дело, я сравнил полученные фрагменты с отпечатками Ержичихи, которые прислали запасливые медики-криминалисты вчера вечером.

- Не сходятся?

- Так же как и почерки. Но, Алан, я сравниваю части с целым, и если стану совать свои сравнения под нос судьям, они проделают мне в заднице еще одну дырку. Но спроси меня и я отвечу - нет, это не ее отпечатки. Во- первых, размеры. У Вильмы Ержик руки были маленькие. А те фрагменты, которыми я располагаю, принадлежат пальцам большой руки. Даже со скидкой на нечеткость, расплывчатость, размазанность - все что угодно - ручищи огромные, как пить дать.

- Мужские?

- Уверен. Но опять-таки это не для показаний в суде.

- Да в гробу я видал этот суд. - На стене появился высокий маяк и сразу превратился в пирамиду. Вершина пирамиды раскрылась, как бутон цветка, и оттуда вылетела утка. Алан пытался представить себе лицо человека - не Вильмы Ержик, а мужчины - который вторгся в дом к Нетти после ее ухода в воскресенье утром. Человека, который убил штопором собаку Нетти и попытался все свалить на Вильму. Он искал лицо, но натыкался на неясные тени.

- Послушай, Генри, но кому могло понадобится натворить такое, если не Вильме?