Шарон Ли - Солдат Кристалла

Может быть, это было чувство завершенного труда. Он сделал все, на что был способен в данных обстоятельствах, и если он теперь глубоко заснет и больше не проснется, то не потому, что не попытался добиться иного. Он определенно был не из тех, кто способен призвать себе на помощь эфемерную магию и прозрачные крылья, улететь к краю космоса и вызвать комету, чтобы она унесла его, окуклившегося, туда, где другие созданные шериксами смогут его найти и оттаять…

Ему вспомнился рассказ инструктора, как легко некоторые из созданных шериксами в качестве шпионов или оружия могут подчинять материю своей воле… И хорошо, что такие существа так же редки и так же беспорядочно раскиданы по вселенной, как убийцы планет…

Но его дремота стала одновременно глубже и легче, а ведь он и не собирался засыпать.

«И видеть сны», – чуть было не сказал он, продолжая слышать ветер и его действия: тихий шелест листьев над головой, шорох крупных песчинок, спешащих наполнить опустевшее море. И где-то полная красоты далекая гроза подгоняет накатывающиеся на берег волны, и взмахи крыльев, и отдаленное дрожание воздуха, в котором резвится какое-то летающее создание…

И это было приятно ощущать, потому что когда-то здесь было множество летающих созданий разного размера. И если они порой дрались между собой, то все-таки выполняли свою работу, перенося семена и орехи, утаскивая обломившиеся веточки, предупреждая о пожарах и несвоевременных наводнениях, получая свою долю радости от этого мира, пока их не уничтожила какая-то стремительная катастрофа, которую не могли охватить мысли деревьев.

«А вот это уже интересно»…

Мысленно он воспарил на огромных крыльях над планетой, населенной деревьями и тихими созданиями, пролетел над морями, готовыми годами носить плоты из подхваченной разливом мертвой древесины – плоты, на которых гнезда и молодь плыли в тени тех, кто еще зеленел, рос и стремился. Он почти ощутил вес такой пары, поющей и перекликающейся, усевшейся на его кроне на Рассвете, отвечающей на оклики обитателей другого берега каньона и тех, кто проплывал на плотах по течению мимо порой предательских прибрежных скал…

Нет! Он знал, что у него никогда не было зеленой кроны и созданий, которые в ней сидели! Его разум поймал эту мысль, отверг ее, как можно отвергнуть какой-то элемент сна, и вернулся обратно к звукам, к тому, что поддается мере, а не к тому, что держало бы его в уютной неподвижности.

Он слышал древние звуки, эхом отражавшиеся от стен каньона на прошлой неделе, или в прошлом месяце, или в прошлом году, или… когда?

Если несколько мгновений назад он спал наполовину, то теперь он спал уже всего на четверть. Его мышцы все еще оставались в покое, но уши вспомнили далекое наследие млекопитающих и зашевелились бы, как у лисы, если бы были на это способны… Потому что тут что-то появилось – что-то, чего не было в течение долгих дней его похода или более недавних дней его спячки. И он слышал это что-то, словно сопоставляя со знакомым образцом.

Он согласился сам с собой в глубине своей дремоты: да, с образцом. Только не зрительным образом, а рисунком звуков и вибрации. Давний рисунок, который перебирал опыт миллионов лет, отделял звуки и тасовал другие рисунки, выбирая наиболее подходящий.

Что-то крылатое.

Но у лисы такого воспоминания не могло быть. Не ушами воспринимался этот образ, как обычно, а ветвями.

Крылатое.

Он приказал глазам открыться, Джела приказал, вспомнив в этот момент свое имя и свой долг, но веки остались закрытыми, поэтому он прислушался внимательнее, потому что этот рисунок звуков использовался совсем недавно, как ни стар он был. И надо было связать его со звуком в корнях и ветвях, и…

Прогремел гром, и глаза открылись, и уши снова стали его собственными, а бодрствующий разум нашел название. Звуковой барьер.

Джела окончательно стряхнул с себя сон и посмотрел на дерево, которое затеняло его, как могло.

– Крылатые создания, друг мой? И драконы? – Он рассмеялся – и обнаружил, что его голос звучал удивительно похоже на драконов из сна. – Драконы, а теперь космические корабли? Какой дивный бред вызывают твои плоды!

Он посмотрел в небо. Плыла узкая линия инверсионного следа, но корабль на ее конце разглядеть не удалось. Похоже, что корабль летит прямо от него – туда, где он сам приземлился. Или наоборот – прямо к нему.

Вздохнув, Джела-солдат потянулся за солнечными очками, похлопал по прикрепленному к поясу ножу для успокоения и вытащил пистолет, проверяя, что дуло забито песком и заряд не сел.

– Сектор обстрела, – сообщил он дереву, – благоприятен для нас. Если это не те, кого мы знаем, и они смогут прочесть знаки, то поймут, где я, а потому я буду в другом месте. Если они не дураки, то додумаются до этого, но у меня с собой есть аварийные бакены.

А тебя… тебя я постараюсь замаскировать получше.

То, что получилось, казалось издали случайной грудой обломков, хотя следы вокруг трудно было замаскировать полностью. Самые заметные Джела постарался замести курткой и оставил маячок включенным. Один передатчик он взял с собой, оставив в норе все прочие приборы с энергетическим зарядом. Их там либо не заметят, либо они создадут впечатление, что Джела благоразумно прячется в тени.

Это было не совсем так, хотя отчасти тень над ним была. В любом случае сегодня это недолго будет иметь значение, потому что солнце скоро скроется за горизонтом.

Его выбор остановился на промоине, оставленной блуждавшим руслом. Там, поглядывая на дерево, он достал пистолет и запасные заряды, а потом вынул из карманов все, что могло связывать движения – на случай, если потребуется двигаться быстро.

Он невесело рассмеялся, прекрасно понимая, что держится только на адреналине и надежде, понимая и то, что его шанс двигаться быстро и скрытно весьма невелик после столь долгой голодовки.

Именно в этот момент он ощутил корабль, как будто над ним распахнулись огромные добрые крылья. Ветер донес до него завывание ветра и тихое шипение – удивительно похожее на годами знакомые звуки КК-456.

Корабль низко пронесся над лагерем Джелы, и крылья у него совсем не были большими – ведь корабль и сам был совсем небольшим! Он заложил вираж на девяносто градусов, показав одинокие черные цифры на каждом коротком маневровом крыле, еще один такой же вираж – при этом носовая пушка оказалась устремленной на лагерь, – и с тихим шипением опустился на пустое ложе океана. Потом застыл неподвижно почти на полные восемь секунд, после чего из распахнувшегося люка выскочил капрал Кинто и выругался, поскользнувшись на мягком песке.

На поверхности планеты,