Евгений Наумов - Компания Сарфак

— В самом деле, за что же? — стараясь казаться равнодушным, спросил Гуино. Он перехватил взгляд дочери и несколько смутился.

— Она ведь знает, что ночных заседаний не было.

— Она знает только то, что знает госпожа Ямдан, а последней кое-что не положено знать, — резко, с достоинством ответил Гуино.

— А что не положено знать госпоже Ямдан?

— Тебе еще рано вникать в дела компании. Неужели это тебя интересует?

— Очень даже. Я ведь неспроста говорила про грязь на улицах, меня это очень интересует.

— Смотри-ка, кто бы подумал! Ты у меня совсем взрослая. Но грязь — это мелочи, знаешь, мне показалось, что Пинг какой-то пришибленный сегодня, — произнес он, стремясь перевести разговор на другую тему.

— У него растут усы, и он стесняется. Считает, что слишком рано для его возраста. В усах он весь пошел в тебя, — засмеялась Амей.

— А в остальном?

— В остальном? — она задумалась. — Не знаю, — наконец проговорила она, хотя явно чувствовалось, что у нее на это есть определенное мнение.

— Ты опять уйдешь? — неожиданно спросила она после непродолжительной паузы.

— С чего ты взяла? — он даже вздрогнул слегка, столь был шокирован ее вопросом.

— Просто спросила.

— Сегодня я долго не задержусь.

— Ладно, не буду мешать, — она спустила с кресла ноги, нащупала босоножки и ушла.

Гуино с раздражением разорвал письмо на мелкие клочки, идти к Мице ему уже не хотелось, но по-прежнему хотелось напиться. Даже еще сильней, чем раньше. Но в каком-нибудь кабачке на публике ему показываться нельзя, слишком он заметная фигура. В заведение для высшего круга тоже идти не стоит. Во-первых, там не напьешься, а во-вторых, там сейчас кипят страсти. Остается только Мица.

Гуино был доволен, что проницательная Амей ничего не заподозрила. Вероятно, Чагда в самом деле хорошо поработал, и он, Гуино, только зря треплет себе нервы. Ко всему прочему домашняя обстановка подействовала на него благотворно, он даже забыл о своих пухлых волосатых пальцах, которые так ненавидел, успокоившись окончательно, он выпил рюмку сали, убрал в бар бутылку и пустую рюмку и только тогда вышел из кабинета.

Мица встретила его в пуховом платке, прижимая правую руку к щеке, лицо ее было осунувшимся и злым. Глаза выглядели впалыми, больными.

— Так и знала, что сегодня ты обязательно придешь, — проговорила она язвительно.

— Но ты же писала, — растерялся Гуино.

— Как будто это на тебя действует. Я без конца пишу. Вчера было все нормально. А утром проснулась, и началось. Ужасно больно.

— Что, зуб?

— Неужели не видно!

Она уселась на диван, прижав обе руки к щеке, и принялась слегка раскачиваться.

— Врач был?

— А что толку! Ничего не помогает. Вырывать я боюсь и не хочу. Хорошо хоть заглянул. Я чуть не умерла с тоски. Когда болит что-нибудь и никого нет рядом, так остро чувствуешь одиночество. Умри, и никто не вспомнит.

— От зубов еще никто не умирал, — несколько грубовато произнес Гуино. Он был чрезвычайно рад, что у Мицы болит зуб, и за грубостью хотел скрыть свою радость. Иначе бы она почувствовала. Теперь он зависел только от ее жалоб, нытья, болтовни, а это можно пропустить мимо ушей, главное, она не будет допекать его своими ласками. На всякий случай он неуклюже посочувствовал ей, заключив многозначительно. — Но что такое зубы — каждый знает.

— От тебя дождешься сочувствия… Ты не против, я лягу? — И не дожидаясь ответа, она прилегла на диван. Но не прошло и минуты, как снова поднялась.

— Хоть плачь, — сказала она уныло.

Ему стало ее жаль.

— Выпей немного сали, — не без умысла предложил он. — Знаешь, помогает.

— Ничего мне не поможет.

— Посмотрим.

Он подошел к буфету, открыл застекленные дверцы и с удовлетворением отметил, что там стоят две целые бутылки и еще одна, почти полная.

— Что это сегодня с тобой? — она взглянула на него с любопытством, когда они выпили. — Неприятности?

— Заваруха в правлении. Полетела одна головушка. И не последняя, надо думать.

— Вот как? — она спустила платок на плечи и закуталась, скрестив руки на груди. — Кто же это?

— Ямдан.

— Ямдан? — удивленно вскинула брови Мица. — Вот не подумала бы. А ты? Тебе ничего не угрожает?

— Пока ничего. Я его сам спихнул. Он затеял двойную игру, на город и на нас. Правда, голосование прошло не очень гладко. Но все-таки его свалили.

Гуино с опаской следил за Мицей, чем дольше они сидели, тем больше она оживлялась. Казалось, зуб перестал ее мучить. Но его это совсем не устраивало.

— Мне пора домой, — сказал он решительно.

— Почему? Может, останешься у меня?

— Нет, я две ночи не ночевал дома. Назревает скандал.

— Две ночи? Где же ты пропадал?

— Да все по этому делу…

Она была расстроена, но ничего не сказала, лишь нахмурилась и снова накинула платок на голову.

На обратном пути Гуино с удовлетворением отметил, что выдержал и это очередное испытание, хотя сам напросился на встречу с Мицей. Но здесь он был не властен над собой, какая-то неодолимая сила влекла его к ней. Зато теперь, пожалуй, никаких особенных осложнений в его новой жизни не предвидится. Все встало на свои места. Он почувствовал себя уверенней, однако, тут он отчетливо понял, что внешние причины лишь оттягивают тот момент, когда ему придется остаться наедине с собой. Тогда уже ничто не заслонит от него главное, и он в полную меру испытает те муки, на которые его обрек Чагда.

От жены ему так и не удалось скрыться в этот день. Она ждала его в кабинете в вечернем халате, сидела на его месте, поставив на письменный стол зеркало, и занималась прической, укладывая волосы перед сном. Он со смущенным видом, словно нашкодивший мальчишка, молча прошел к креслу, где беседовала с ним Амей, и расположился в нем, готовый к долгому неприятному разговору.

— Что у вас произошло? — не замедлила начать его жена, продолжая заниматься своим делом, лишь на минуту удостоив его недовольным, злым взглядом.

— В каком смысле? — спросил он, хотя прекрасно понимал, что имеет в виду жена.

— В самом прямом. Кто тебя надоумил? В каком грязном притоне пришла к тебе эта идиотская идея?

— Ямдам затеял двойную игру, — вяло оправдывался Гуино, повторяя заученную фразу, внушенную ему советником. — И к тому же проворовался.

— Но ты же знаешь, что это неправда.

— Я вижу, твои информаторы более компетентны, чем мои, с ненавистью произнес он, так как почувствовал себя загнанным в угол.

— Твои информаторы — это те, с кем ты пьянствуешь по ночам?

— А твои — те, с кем ты развлекаешься по вечерам? — отпарировал он. — У Ямданов ты не должна больше появляться.

Она усмехнулась, отложила гребень в сторону и взглянула ему прямо в глаза. Он не отвел взгляда и с любопытством рассматривал ее, как будто видел в первый раз. И подметил черточку, ускользавшую от него ранее и роднящую ее с Пингом, слегка оттопыренную верхнюю губу, которая теперь слегка дрожала от гнева. Но это ей, как не странно, очень шло, как и все остальное: маленький заостренный нос, маленький подбородок и круглые выразительные глаза, обрамленные густыми ресницами.