Фрэнк Херберт - Дюна

— Дункан со вторым отрядом направляется на Арраку. Все, что у тебя осталось, так это я.

— Может, ты тогда споешь мне балладу? Я хочу знать, как же надо это делать.

Гурни рассмеялся и начал петь.

— Неплохо для тебя, — сказал Пол. — Но если бы моя мать тебя слушала, она приказала бы прибить твои уши для украшения замка.

Гурни подергал себя за уши.

— Неважное украшение.

Пол взял со стола защитный пояс и надел его.

— Защищайся!

Глаза Хэллека сделались круглыми от насмешливого удивления.

— Как? И твоя нечестивая рука поднялась на меня? Берегись, юный отрок!

Хэллек взял рапиру и взмахнул ею в воздухе.

— Я — дьявол, жаждущий крови!

Пол взял другую рапиру и встал в позицию, выставив ногу вперед.

— Ну и болвана же ты послал мне отец в учителя фехтования, — нараспев произнес Пол, нажимая кнопку защитного поля и чувствуя его действие.

Хэллек наблюдал за его действиями и, когда тупое лезвие направилось к нему, он пропустил его мимо груди.

— Превосходно, — сказал он, — но ты раскрылся для скользящего удара из-под руки.

Опечаленный Пол отступил.

— Следовало бы проучить тебя за такую неосторожность.

Хэллек взял кинжал со стола.

— Вот с этой штуковиной не позволяй никому приближаться к тебе на расстояние вытянутой руки. Ты ведь учен и способный, но даже в шутку не позволяй этого.

— Я сегодня не в настроении.

— Настроении? — голос Хэллека выдал его бешенство. — При чем тут настроение? Ведь ты будешь драться по необходимости и настроение здесь ни при чем. Настроение необходимо только для любви, для борьбы оно не годится.

— Извини, Гурни!

— Твоего извинения недостаточно.

Хэллек активизировал поле и повел стремительную атаку. Кинжал был угрожающе направлен вниз, рапира вверх. Прыжок в сторону, потом вперед не застал Поля врасплох, но, отражая атаку, Полу пришлось отступить. Он почувствовал, как затреща ло его поле, когда соприкоснулись рапиры.

«Что это нашло на него? — подумал Пол. — Он ведь не притворяется». И Полу пришлось выхватить кинжал.

— Почувствовал в нем надобность? — усмехнулся Гурни.

— «Предательство, — подумал Пол. — Но только не Гурни». Они продолжали драться. Выпады и парирование, нападение и защита. Воздух в защитных полях становился все более спертым, но с каждым контактом запах озона становился все более сильным. Пол продолжал отступать, но старался приблизиться к столу.

Пол отпарировал удар вниз, увидя рапиру Хэллека над краем стола. Отскочив в сторону, он выбросил вверх руку с рапирой, а кинжал послал к шее Хэллека, остановив лезвие в дюйме от яремной жилы.

— Ты этого хотел, Гурни?

— Посмотри вниз, мальчуган.

Пол заметил, что лезвие рапиры Хэллека находилось против его паха.

— Нам бы следовало продолжить. — сказал Хэллек. — Но, когда тебя прижало, ты сразу научился драться. И сразу появилось настроение. — И Гурни усмехнулся волчьей улыбкой, дрожь пробежала по его багровому шраму. — А как ты на меня бросился, словно действительно хотел моей крови. — Хэллек отбросил кинжал. — Если бы ты дрался ниже свои возможностей, то мне пришлось бы оставить тебе метку в виде хорошенького шрама. Я не хочу, чтобы мой любимый ученик пал от первого же проклятого Харконнена.

Пол выключил поле и облокотился на угол стола, переводя дыхание.

— Я этого заслуживаю, Гурни. Но мой отец рассердился бы на тебя за это. А я не хочу, чтобы ты платил за мои ошибки.

— Наоборот, он наказал бы меня, если я не сделал бы из тебя первоклассного бойца.

Пол выпрямился и сунул кинжал в ножны.

— То, что мы здесь делали — не совсем игра, — сказал Хэллек.

Пол кивнул. Его удивляла несвойственная Хэллеку серьезность и напряженность. Он посмотрел на извивающийся шрам под его подбородком, вспомнил историю о том, каким образом он был оставлен скотиной Рабаном, одним из приближенных Харконнена. И Полу вдруг стало стыдно за то, что он мог хоть на мгновение усомниться в Хэллеке. Потом он подумал, что, получая этот шрам, Хэллек чувствовал боль — боль, возможно, не такую сильную, какая была внушена ему Преподобной Матерью. Он отбросил эти мысли.

— Думаю, сегодня я питал надежду на игру, — сказал Пол. — В последнее время все сделалось чересчур серьезным.

Хэллек отвернулся, скрывая свои чувства. Что-то жгло ему глаза. Боль жила в нем от потерянного вчера, унесенного от него временем.

Как быстро придется возмужать этому мальчику, подумал Хэллек. Как быстро придется ему научиться читать в своем сознании то, что являет собой жестокую необходимость.

Не оглядываясь, Хэллек проговорил:

— Я чувствовал в тебе душу, мальчуган, и мне ничего так не хотелось, как пойти ей навстречу. Но играм пришел конец. Завтра мы уезжаем на Арраку. Арраки — реальность. Харконнены — реальность.

Пол коснулся своего лба лезвием рапиры, которую он держал вертикально. Хэллек повернулся, увидел салют, кивком дал знать, что понял жест. Он указал на чучело.

— Давай теперь отработаем время. Покажи-ка мне, как ты справляешься с этой штукой. Я буду наблюдать отсюда: так мне лучше видно. Я предупреждаю тебя, я испытаю на тебе еще один вид нападения. От врага ты подобного предупреждения не получил бы.

Пол встал на носки и потянулся, расслабляя мускулы. Мысль о том, что отныне его жизнь будет наполнена постоянными изменениями, нагнала на него тоску. Он подошел к чучелу, нажал на кнопку у него на груди и почувствовал, как защитное поле оттолкнуло клинок.

— Внимание! — крикнул Хэллек и чучело начало атаку.

Пол активизировал свое поле и прнялся отражать удары и наносить ответные.

Хэллек наблюдал за его движениями. Его сознание, казалось, раздвоилось, одна его часть с непрерывным вниманием следила за борьбой, другая витала далеко от нее.

— Я — хорошо тренированное плодовое дерево, — думал он. — Поле отточенных чувств и возможностей, и все они нестерпимо требуют своей пересадки в других.

Он почему-то ясно вспомнил юное лицо своей младшей сестры. Теперь ее не было в живых — она умерла в доме развлечений для отрядов Харконнена. Она любила цветы, но какие, он не помнил. Его беспокоило, что он не мог вспомнить.

«Умный дьяволенок, — подумал Хэллек, сосредоточившись теперь только на движениях руки Пола. — Он практикуется и учится по своему собственному методу. Это не стиль Дункана и уж, конечно, не то, чему учил его я. Эта мысль лишь ввергла Хэллека в еще более глубокую печаль. Я поддался настроению», — подумал он. И он принялся размышлять о том, испытывает ли мальчик по ночам страх, навеянный ему его мыслями.

— Если бы желания были рыбами; мы все бы забрасывали сети, — пробормотал он. Это было выражение его матери, он всегда прибегал к нему, когда чувствовал, как сгущается над ним чернота завтрашнего дня. Потом он подумал о том, какой странный вид должен быть у планеты, никогда не знавшей морей и рыб.