Алексей Калугин - Журнал «Если» 2008 № 12

Не хочу никуда идти! — Заупрямился Генри, запихивая коробку завтраков под диван, подальше от глаз, чтобы выиграть время.

— Я тоже не хочу никуда ехать. Но я — объект капиталистической тирании, а ты тоже объект тирании, но уже моей.

Я выудила коробку для завтраков и силой сжала пальцы Генри на ручке.

— Это несправедливо! — заявил Генри. — У других людей по субботам выходной.

— Конечно, несправедливо. Поэтому и называется тиранией.

Генри уселся и приготовился плакать.

— О, только не это!

Я поспешно надела пальто и потянула его за свободную руку.

— Не хватало еще нести тебя!

— Почему мы не можем остаться? — еще раз спросил Генри, когда я силком дотолкала его до машины.

— Потому что роботы никогда не опаздывают на работу.

Оставив Генри в детском саду, я мигом добралась до автостоянки и помчалась к дверям «Томсон. Международное морское страхование». Отперла оба замка на передней двери. Дверь с лязгом захлопнулась за мной. Стук звоном отлетел от металлических штор, блокирующих все остальные двери и окна. Я прошла мимо пустого стола в приемной и набрала код на запасной двери, которая и вела к моему настоящему месту работы.

И первое, что увидела, открыв ее, было лицо Мела, светящееся отраженной от экранов бледностью.

— Ты как всегда в последнюю минуту, Эльза, — буркнул он.

— Мой малыш заболел, — пояснила я.

Мел вновь повернулся к своему столу. Я уже направилась к раздевалке, но он остановил меня вопросом:

— Как нынче в балете? Хорошие сборы?

— Ты о чем? — обернулась я. Он по-прежнему пялился в компьютер.

— Медицинская страховка на случай болезни ребенка. Большую часть выплачивает балетная труппа?

Я сняла пальто, надеясь, что он не видит моих горящих гневным румянцем щек.

— Нет.

Он ничего больше не сказал, позволив мне потратить еще немного времени, прежде чем я под его неотступным взглядом повернулась и побежала в раздевалку.

Пенни уже была в костюме, если не считать маски, и, пользуясь временной свободой от надзора Мела, развалилась на банкетке и читала «Вог».

— Нужна помощь? — предложила она.

Я сверилась с часами и покачала головой.

— Еще полно времени, особенно для человека опытного. Сбросив маскировку в виде делового костюма, я стала натягивать блестящие брюки.

— Здесь говорится, — прошептала Пенни, — что «этот яркий металлик» — последний крик моды нынешней зимой. Жаль, что мы не можем носить это дерьмо вне работы.

— Совершенно не чувствую себя «яркой», — улыбнулась я, надевая перчатки.

Пенни подняла журнал, демонстрируя грудастую модель, обмотанную золотым пластиком.

— Пенни!

Я нахлобучила на голову серебристый капюшон и спрятала под него выбившиеся пряди волос.

— О, брось!

Уронив журнал, она потыкала в металлические футляры-груди.

— Насколько это практично?

— Они должны отливать для своих служащих грудь соответствующего размера, — заметила я, садясь, чтобы надеть туфли на платформе и наголенники.

— Конечно. О таких вещах они заботятся, но талий на этих жестянках как не было, так и нет.

Пенни подняла мой панцирь.

— Знаешь, я хочу сделать реверсивные отливки этих штук. Получить форму внутреннего пространства.

— Ты не сможешь! Или сможешь? Разве ингибиторные чипы позволяют заниматься скульптурой?

— Если бы не позволяли, я, возможно, давным-давно вылепила бы титьку робота из картофельного пюре.

Я схватила панцирь, нажала внутренний переключатель питания и принялась напяливать металлическую скорлупу.

— Интересно, как эти чипы работают? Становятся частью мозга?

— Черт, не знаю. От этих штук с ингибиторными чипами у меня мороз по коже. Никогда не позволю вскрыть себе череп…

Пенни ждала, пока я не взглянула на нее. Я пожала плечами:

— У меня уже два.

Пенни от неожиданности замерла.

— На кой черт тебе понадобились два ингибиторных чипа?!

— Я начала курить по две пачки в день, когда сбежал этот козел. Попросила имплантировать Инстаквит, чтобы спасти легкие малыша Генри. Сама знаешь, после этого бросаешь курить сразу и навсегда.

— А второй?

Я вдруг смутилась и поскорее надела шлем с маской.

— Антиругань.

— Ты заплатила за чип, чтобы удержаться от…

— Предложили два чипа по цене одного.

Мы выстроились перед Мелом для осмотра: Пенни и я выбрались из женской раздевалки, Рой и Викрам — из мужской. Как и у нас, их металлические маски были зеркально-гладкими, пустоглазыми, с щелями для рта. Их шлемы были коническими, тогда как наши сворачивались в гребешок, подозрительно похожий на ту стрижку, что была модной в пятидесятых. Обе пары были неразличимы, если не считать обуви: чтобы достичь необходимого для женщин роста, Пенни, например, требовались подметки на полдюйма ниже, чем у меня. Мы вытянулись перед Мелом, который вытер грязное пятно с маски одного из мужчин, уверился, что наголенники сидят симметрично, и пролаял:

— Держись прямее, Эльза!

— Я Пенни, сэр.

Мел прищурился и возобновил осмотр.

— Проверка голоса.

— Я Пенни, — пропела я чистым сопрано.

— Нет, это я — Пенни, — возразила она абсолютно идентичным тембром.

— Хотите картофельную соломку на гарнир? — спросил один ро-бопарень.

— Доброе утро, — вторил другой. Совершенно одинаковые бархатные баритоны.

Мел проверил лампочки на наших панцирях: красные, оранжевые, синие, с соответственными звуками. Затем настал черед наушников.

— Ну что же, народ, пора, — объявил он наконец с таким видом, словно обслуживал наш столик. — Роботы никогда не опаздывают на работу.

Я бросила на него взгляд через плечо, маршируя позади Роя или Викрама к двойным дверям. Часы наверху оставляли нам четыре минуты до начала смены.

Не знаю, как мои товарищи по несчастью мысленно готовятся к новому дню. Рой, актер по професии, наверное, думает о зажигании, покрытой смазкой гидравлике, логических схемах. Пенни, скорее всего, по-прежнему перебирает в памяти зимние модели или размышляет о кошмарах жизни без ругани. Викрама я едва знаю. Что же до меня… я закрыла глаза и позволила всем эмоциям утечь сквозь пальцы и разлиться лужей у моих платформ. Никакой суетливости, стремления быть грациозной. Ни малейшей попытки вызвать зависть или желание. Каждое движение исполнено целеустремленности, эффективности — и ноль красоты.

Я опустошила себя и ждала стимула. Ждала возможности отреагировать.

Звякнул колокол, и мы с лязгом ввалились в зал «Бургердроида», ресторана будущего.

Тут нет никакого особенного вранья. И вообще, что значит «ресторан будущего»? Что он обещает? Реклама «Бургердроида» изображает только то, что вы можете получить в любой забегаловке за ланчем или обедом. Никто никогда не утверждал, что за прилавком стоят роботы. Но все верят, что именно так и есть.