Джоу Клейтон - Дракон распускает крылья (Диадема со звезд - 2)

Как хорошо жить...

В воспоминаниях она вновь возвратилась в те времена, когда с ней был Вайд. Снова увидела его: в лучах лун, он стоял рядом, рука покоилась на ее бедре. "Ненависть уродует мир вокруг нас", - оказал он ей тогда. Она как будто слышала его мягкий, красивый голос...

"Даже когда я забуду его лицо, - подумала Алейтис, - я буду помнить голос. Касание его рук. Я была тогда такая глупая, невинная, хихикала в коридорах с Вари. Танцевала... О, как хорошо тогда было. Иногда только плохо... только иногда... Они меня защищали, мои друзья... Зираки, Суйя, Завар и даже маленькая смешная Тванит... И милый, милый Чалак..."

Она вспомнила всех и тихо улыбнулась.

- Ага, ты еще смеешься! - визгливый голос прервал ее мысли.

Она вскочила на ноги, быстро обернулась и была изумлена - как это один из членов каравана заговорил с ней? В нескольких шагах от Алейтис стояла Мария.

Черты ее лица выдавали напряжение, огромные глаза сухо блестели.

- Смейся, смейся, - зловеще произнесла она. В красных лучах Хорли блеснул нож - Мария вскинула тонкую обнаженную руку, сжимавшую лезвие.

Алейтис ахнула.

- Мария, - прошептала она. - Ч... то случилось?

Она попятилась к краю, к воде.

- П-почему?

Мария крепко сжала губы. Уголок рта подергивался, она опустила немного руку с ножом. Дышала тяжело, грудь поднималась высоко и опускалась, заметная даже под плотными складками ткани авригаума. Она тихо заговорила, и слова падали, как ядовитая кислота в теплый прекрасный ранний вечер:

- Почему? Мой сын мертв. Мой мужчина...

- Хай? - Алейтис удивленно перебила. - Но я-то при чем?

- Ты? Все из-за тебя! Из-за ТЕБЯ! - Голос Марии опять поднялся до визга. Губы у нее дрожали.

Алейтис видела, как судорожно сокращаются у нее мышцы горла.

- Зачем принесла ты нам это проклятие? Тарнсиан был добрым человеком, хорошим. Но ты его испортила! - покачиваясь, закрыв глаза, она несколько раз с трудом втянула в себя воздух.

Алейтис сделала шаг вперед, но черные глаза Марии тут же открылись.

- Нет! - закричала она пронзительно. - Стой на месте! Не прикасайся ко мне!

Она выше подняла нож.

- Ты тогда, в Раксидане, дотронулась до него, и он стал другим. У меня его ребенок, вот тут! - Свободной рукой она ткнула себя в живот. - Из-за тебя... из-за тебя пришлось мне ложиться в постель с убийцей моего сына... и теперь я беременна ребенком убийцы моего мужчины... Все из-за тебя!!! Она задрожала, с ненавистью глядя на Алейтис. - Я не могу забыть об этом. Даже когда он любит меня, даже когда я сплю, я ни за что не могу забыть то, что было. Мне постоянно снится сон, один и тот же, и я просыпаюсь, вся дрожа. Сейчас я тоже кое-что тебе подарю, чтобы ты всегда помнила об этом в бессонные ночи... помнила всю жизнь, всю свою поганую вонючую жизнь...

Голос ее становился все выше и выше, поднимаясь до истерического крика. Казалось, ненависть и страх заставляют физическую оболочку этой женщины расширяться, вся она словно раздулась от злости.

Алейтис отшатнулась, не спуская глаз с ножа.

Мария захохотала: - Смотри, колдунья! Я знаю, что не смогу причинить тебе вреда. Поэтому смотри сюда! Вспоминай меня в своих снах! - И, продолжая смеяться, она обеими руками сжала рукоять ножа, глубоко вонзив лезвие себе в живот. Наружу хлынула кровь. Мария рухнула на колени, растянув губы в улыбке, в которой не было пи капли веселья. Потом еще раз взмахнула ножом, воткнув его себе в сердце.

Алейтис, пораженная ужасом, ахнула. Заставляя себя сделать шаг, потом еще, она подошла к скорчившемуся телу. Мария стала странно маленькая. Казалось, она никогда и не была живой. Сплющенная... словно сделанная не из плоти, а из чего-то другого. Алейтис присела рядом... Невозможно было представить, что эта остывающая плоть только что была женщиной, что у нее было имя - Мария. Открытые глаза остекленели и стали какими-то тусклыми. Мухи уже вились вокруг раскрытого рта.

Алейтис ошеломленно подняла руку к глазам. Ладонь была испачкана кровью. Она со стоном вытерла ладонь о траву. У высыхающей крови был сладковатый запах.

Тошнота стала сводить желудок. Алейтис не могла отвести взгляда от мертвого лица. Она смотрела и смотрела, всхлипывая и раскачиваясь - вперед и назад, вперед и назад. Слезы тихо капали...

- Раз... два... три... четыре... раз-два... три-четыре... раз... два... три... четыре... - шептали ее губы. - Вайд... Талек... Мион... проклятый... проклятый... проклятый... проклятый... Паулло... Шаир... следопыт... мальчик... Один... два... три... четыре... Сколько их будет еще?..

- Яагтрия!

Она вскинула голову - хрипловатый голос вырвал ее из транса горя. Перед ней стоял Тарнсиап.

- Один-два-три-четыре, - пропела она. - Одиндватричетыре!

- Что здесь произошло?!

- Один-два-три-четыре, один-два-три-четыре... Проклятый! - пропела она, раскачиваясь вперед и назад, сидя на траве.

- Ведьма! Что здесь происходит?! - Он принялся бить ее раскрытой ладонью по лицу, пока она не упала, всхлипывая, на песок, скорчившись в клубок.

- Айятт! - Он пнул ногой в бок умершей, крлкттул, нагнулся, схватил мертвую Марию за длинные волосы и, протащив тело к воде, столкнул его в ргу.

Потом стоял, глядя, как уплывает она вниз-паутина волос, в центре которой белел овал лица.

Когда тело исчезло за изгибом реки, он повернулся к Алейтис.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно испуганное животное.

- Вставай! - приказал он.

Она осталась неподвижно сидеть.

Тогда он потерял терпение, схватил ее за волосы, рывком заставил подняться на ноги, шлепнул по спине, давая направление в сторону лагеря. Она шла впереди, и он слышал ее шепот:

- Один-два-три-четыре...

11

Цепочка фургонов-домиков медленно вилась вдоль и вокруг горного склона, по каменистой дороге, которую выступающие корни деревьев, растущих по обочине, делали еще более неудобной.

С тусклыми глазами, погрузившись на самое дно унылой летаргии, Алейтис ехала позади фургона Тарнсиана, автоматически покачиваясь в ритме нетерпеливого шага Мулака. На ней были выцветшие, подрытые пятнами штаны, рваная и грязная блуза. Сальные волосы схвачены в хвост старой кожаной лентой на затылке.

Ноли стали мозолистыми, серыми от въевшейся пыли, которая смешалась с потом.

Мулак закинул голову, слегка загарцевал - ему надоел медленный ход каравана. Алейтис машинально сжала колени, заставив его вернуться к прежнему ритму.

Поведя плечами, чтобы облегчить прикосновения шершавой ткани к ноющей спине, она снова погрузилась в лишенный мыслей транс - ее единственное спасение от боли и ужаса, заполнявшего теперь ее дни и ночи.

Горы расступились. Повернув, караван загремел колесами вниз по каменистой дороге, к широкой зеленой реке. Большая, медленно текущая река разделила долину на две части. Двойной ряд белых домиков с красными крышами шел вдоль каждого берега в строгой симметрии. Большинство домов имело пристройку в виде причалов, уходящих на сваях в реку. Две пыльные улицы, тянувшиеся вдоль фасадов, казалось, усыпаны черными точками пешеходов. Здесь не было огромных клановых домов, характерных для долины Раксидана, зато среди построек светлели знакомые хораны.