Виталий Башун - Будь здоров

Мне было интересно, а риск сравнительно небольшой, и я взялся. Восстановил хрусталики; нарастил до нормы и усилил косые мышцы глаз; настроил аккомодацию; в конце операции дал выпить укрепляющее зелье и прописал три дня по два раза в день на пять минут прикладывать к глазам настой одной из горных травок. Такая травка, кстати, тоже была среди подаренных. Думаю, в связи с этим проблем, где ее взять, у бабушки, явно, не будет, а, как готовить настой, я ей подробно объяснил.

На следующий день после этой операции мрачный вид и тяжкие вздохи помощниц заставили меня разговорить одну из них. Выяснилось, что эта бабушка — «былинка на ветру» — славилась не только умением собирать травы, но и все подмечать. Особенно за молодежью. До того, как ослабло зрение, от нее просто спасу не было — она всегда знала: кто, с кем, почему, как часто и как… Родители, бывало, озабоченные сердечными проблемами детей, приходили к ней за сведениями, и она никому не отказывала, рассказывая всё… вплоть до, казалось бы, самых потаенных мест свиданий их чад. Даже невинный поцелуй с парнем… глубокой ночью… за пределами города… в густом кустарнике, — моментально становился известен столь замечательной старушке. Таким образом, своей операцией я расстроил все нежные планы местной молодежи, фактически выведя влюбленных из густой тени на яркий свет сцены королевского театра. Однако, даже заранее зная все это, отказать бабушке я бы все равно не смог. А молодежь… здесь же будущие охотники да егеря — вот пусть себе тренируются в скрытых перемещениях, маскировке и соблюдении секретности контактов…, а бабушка их проэкзаменует.

На второй день после приезда жены мы выписали последнего болящего, прошедшего самый полный курс реабилитации, какой только было можно. Не хотели помощницы оставаться совсем без больных, но пришлось. Жалование-то шло исправно, однако же, как они признались, в пустой больнице было откровенно скучно. Немного развлекла их… заведующая, госпожа Дарнила, приехавшая из Заллира как раз на следующий день после этого. Мне потом в лицах — лицедейка прямо — все передала Миринилла.

Дарнила, как всегда, стремительно прошла по коридору больницы в свой кабинет, зорко подмечая по пути малейший непорядок. Однако все замеченные мелочи вкупе не стоили одного вопиющего факта — на столе не лежали и не ожидали подписи документы: ведомости о постановке и снятии с довольствия больных; расходные на материалы, зелья и белье, использованные для обеспечения лечения; акты списания продуктов и прочие, крайне важные для функционирования этого учреждения бумаги. Дата ее возвращения была всем известна… впрочем, не лежат ли эти документы у Торсилезы, но, скорее всего, нет. Миринилла заглянула в кабинет, услышав грозный рык, и не успела открыть рот, как на нее посыпался град обвинений в некомпетентности, распущенности, вседозволенности… и прочая и прочая — с обещаниями всех поувольнять и на арбалетный выстрел не подпускать более к больнице, где люди мучаются, перебарывая болезни, в то время как отдельные вертихвостки манкируют своими обязанностями, даже не пытаясь облегчить участь пациентов. Затем, скорбно вздохнув, мрачно спросила — давно ли умерли дедушка-сердечник и Норбиано с паучьей болезнью. Она, вроде как видела, проходя по коридору, пустую палату для безнадежных с распахнутой настежь дверью и сделала свои выводы. И вот тут-то — Миринилла выдержала длинную, театральную паузу — ей и объяснили, что документы не подготовлены в связи с полным отсутствием больных… Бедная заведующая аж за сердце схватилась — что с ними? что этот мальчишка здесь натворил? Ой, много чего натворил! Вылечил! Да по домам разогнал…, в том числе и обоих безнадежных. В последнее она долго не могла поверить, пока ей не рассказали, как сердечник стал ухлестывать за кладовщицей, а дед егеря подарил господину лекарю заветный бочонок бардиньяка, после чего упоил весь постоялый двор. Долго командующая больницей не могла поверить во все это — прошлась по пустым палатам с аккуратно заправленными койками, заглянула на кухню, где половина котлов покоилась на полке, а не на плите, и, наконец, просмотрела карты последних больных. Добило ее сообщение о пожертвовании господином Боантиром пятисот корон в фонд больницы.

Теперь весь персонал взахлеб пересказывает друг другу эту сцену, как положено, приукрашивая и добавляя все новые и новые подробности.

— Ой, девочки, я сама видела — она как услышала, что Норбиано здоров и намедни укушался вместе с господином лекарем на постоялом дворе, так глаза у ней стали такие большие-пребольшие, круглые-прекруглые… и говорит тихо-тихо, никогда от нее не слышала такого: девочки, накапайте успокоительного. Вот! Ей, почитай, целый фиал выпоить пришлось.

— Это еще что! А вот когда ей показали договор с Боантиром, она раз пять его перечитала, а потом таким слабым голосом, прямо как пациентка из безнадежных, спрашивает: я, мол, в Бардиносе или случайно в другой город заехала… Хи-хи.

Одна маленькая, но, я подозреваю, неизбежная в нашей семейной жизни деталь немного попортила нам со Свентой праздник встречи. Господин лейтенант, с первого завтрака докучавший жене своими комплиментами, не оставил своих попыток закрутить с ней роман, старательно делая вид, что мужа у нее нет и не было. Остальные местные сердцееды довольно быстро поняли, что им «не светит», и переключились обратно на юную графиню. Этот же проявил неуместное упорство и терпение, при каждом нашем появлении в ресторане назойливо оказывая моей жене знаки внимания, в основном словесные, вычитанные из той самой книги, о которой я уже говорил ранее. Надо отдать ему должное — книжные комплименты он «творчески» перерабатывал применительно к объекту своего интереса. Так, например, во время одного из ужинов он с апломбом произнес.

— Леди! Ваши изумрудные очи своим сиянием и изумрудностью соперничают с самим небом!

Свента не выдержала и расхохоталась.

— Может быть, вам стоит показаться моему мужу? Боюсь, что-то у вас со зрением не то! Где же вы видели зеленое небо? Особенно здесь — в горах?

— Для меня теперь все в этом мире — под цвет ваших очаровательных глаз! — не растерявшись, выпалил лейтенант.

— Благодарю вас за комплимент, но… Мы. С мужем! — подчеркнула Свента. — Хотели бы продолжить ужин.

Лейтенант не понял, или сделал вид, что не понял намека, и продолжил осаду крепости, видимая неприступность которой только разжигала в нем азарт. Следуя непреложной истине — нет таких крепостей, которых не могли бы взять бравые офицеры — он сменил тактику и вместо лобового штурма пошел в обход…, как и все нормальные герои. Покинув на время район боевых действий, и, присоединившись к компании сослуживцев, он стал громко обсуждать мои «достоинства». Его друзья морщились и пытались вежливо одернуть зарвавшегося ловеласа, но тот не унимался. Вдруг на весь ресторан — шум разговоров в это мгновение почему-то на минуту стих — прозвучал один из его «остроумных» и оригинальных пассажей: «Толстая клистирная трубка плохо смотрится рядом с прекрасной жар-птицей»! Свента мгновенно подобралась, как кобра перед броском — в глазах ее хищно блеснули две ледяные молнии — она гибким, почти змеиным движением, выскользнула из-за стола и молниеносно оказалась совсем рядом с этим шутником. Того прямо шатнуло от такой стремительности.