Евгения Шалимова - Армский клон

— Сама-то очень грамотная! Такие школы после революции отменили.

— Ну, и пусть! Я же тогда не жила, мне прощается. А они… — Девица вновь принялась хохотать. — Пустили, говорят, доме*нную печь. Ха-ха! Доме*нную!

Собеседницы подошли к роскошному особняку, возвышавшемуся за резной, фигурной решёткой, украшающей весьма обширную территорию, примыкающую к пятиэтажному сооружению.

— Заметь, как мы прибарахлились, — вновь заговорила Фёкла, — это вместо унылого сарайчика, где был вход в наше подземное царство. К чему бы такое?

— Мутин свою мощь демонстрирует. Да пусть, жалко что ли. — У Дашеньки явно было дурное настроение. — Хуже то, что все вокруг давно привыкли к клонам и не собираются протестовать.

— Что ты хочешь! Две трети населения свалили за границу. Осталось дурачьё да мы, несчастные.

— А чем нам плохо? — сарказм в интонациях Дарьи звучал слишком отчётливо.

— Не притворяйся. Знаю, княгиня Лиза спит и видит серьёзную заварушку. Мечтает за Глеба мутинцам отомстить.

— Причём тут Президент?

— Ой, да перестань целку строить! — неизвестно, в какой эпохе воспитанница Подземного института нахваталась неприличных выражений, однако её хрупкая сероглазая однокурсница ничуть не удивилась: среди студентов подобное было модным.

— У нас новая преподавательница, знаешь? — сменила тему Дарья.

— Кощинская? Кто её не знает! Знаменитый потомок талантливой журналистки — из нашей любимой эпохи.

— Да? И что же ты о ней знаешь?

— Всем уже известны её классические приколы.

— Например?

— " До какого колена вы знаете своих предков? Я до шестнадцатого!" Каково? Умереть — не встать.

— Тебе не надоело цитировать лексику чужой эпохи?

— А пошла ты на фиг!

Дашенька рассмеялась и отправилась в лабораторию "Машина времени".

…..В Кашино шёл снег. Он лежал роскошными пластами на деревьях, на автомобилях, приютившихся возле подъездов, где жили хозяева, на крышах трёхэтажных домов старой части микрорайона. Девушка шла знакомой тропинкой, поражаясь равнодушию жителей: из помоек неслась мусорная метелица, дороги были не расчищены, вход в банк оказался скользким, как каток.

— Удивительно: совсем не меняется человек. Мы тоже хороши: Клоны хозяйничают, а порядочные люди вынуждены забиваться в подполье либо притворяться, — мысленно бормотала Даша, кутаясь в огромный пышный платок.

Она подошла к знакомому дому, подняла глаза и ахнула: возле балкона, на котором был установлен противень из духовки, вились не только любимые всеми синички, но и большие, тяжёлые птицы: галки длиннохвостые, сороки-белобоки, голуби.

— Ничего себе, — вслух восхитилась она. — Мария организовала столовую для птиц, а они известили своих пернатых друзей во всей округе!

— Да, мы такие! — низенькая сгорбленная старушка охотно поддержала разговор, извлекая из сумки газету " Пятница". — Вот вам программа в подарок. Хожу в "Виват" для своих соседок, не все могут идти по такой погоде.

Она отправилась дальше по протоптанной в глубоком снегу тропинке, а Даша вытерла слё-зы: безумно жаль было людей, умевших сохранить такую сердечную доброту в самых невыносимых условиях жизни, когда буквально каждая семья кашинцев едва не умирала с голоду: кризис.

Надо сходить в магазин, купить гостинцы для обитателей этого дома, подумала девушка и направилась вглубь района.

— Нет, почему так глупо была устроена жизнь даже в ХХ1 веке? — спрашивала Она себя чуть ли не вслух. — Почему именно в России такие бессовестные правители?

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

Когда огонь кипит в крови…

— Вот уж точно мой любимый Лермонтов сказал про Мутина…А народу все равно, кто там, наверху…Как страшно! Равнодушные, холодные, измученные люди…Что я бы делала тогда, если бы жила среди них? Наверное, пошла бы преподавать в школу… Всегда же молодёжь тоньше всех чувствует будущее… Читала бы им грустные строки:

— Люблю дымок спалённой жнивы,

В степи кочующий обоз,

И на холме средь жёлтой нивы

Чету белеющих берёз…

А иногда призывала бы к борьбе за счастье народа:

— Твой стих, как божий дух, носился над толпой

И, отзыв мыслей благородных,

Звучал, как колокол на башне вечевой

Во дни торжеств и бед народных…

И тогда мои ученики даже родителям помогали бы стать неравнодушными, хотя, мы знаем, у каждого бывают невесёлые настроения.

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Даша снова вытерла слёзы, закуталась плотнее в пушистый платок и, перестав шептать доро-гие сердцу строчки, направилась к входу в магазин.

Глава 2.

— Слушай, ну, и жулик этот Диктов! Замечаешь? — Светка смотрела на подружку вопро-сительно.

— Почему?

— Ну, как же? Ярый противник музыкальных вставок, Он вдруг стал помещать в свои пере-дачи множество музыки.

— Отчего же?

— Ясно, к чему, — вмешалась в разговор Даша. Девушки сидели перед монитором, изучали архивы "Эха Москвы". = Во-первых, внук Сталина подал в суд на детище Алексея Алек-сеича, во-вторых, Главному редактору просто лень работать много, вот и вставляет, как сейчас, в "Детскую площадку" тьму всяких чудесных детских записей.

— Благо свой ребёнок недавно был маленьким, есть что принести на "Эхо". — Светка, как всегда, была сугубой негативисткой.

— В-третьих, всем известна роль запятой в приказе "Казнить, нельзя помиловать"…

— Причём тут эта древность?

— Не древность, а классика. То есть то, что сохраняет свежесть Истины вечно! — Даша заметно сердилась, но явно старалась сдержать отрицательные свои эмоции. — Так вот, в тре-тьих, А А всегда успешно использовал открытия Человечества в собственных целях.

— Ну, прямо! — взвилась Фёкла. — Чего только ты не придумаешь, Красавица! Думаешь, тебе всё позволено, коли ты подружка господина Хм?!

— Не подружка, а верный друг. Существенная разница. Впрочем, не каждому дано это по-нять. Но не будем скатываться на колкости. Итак, использовал, да, хотя, на первый взгляд, Он, Диктов, пёкся, главное, об успехе "Эха Москвы".

— Ну, дураку понятно, успех твоего создания — твой успех, =Светка вставила своё слово.

— Разумеется. Следовательно, переходим к четвёртому пункту. Алексеич, истинный аид, тонко чувствовал приближение Конца — в прямом смысле этого слова. Привык к славе, к почёту, к большим деньгам, наконец… И Он пошёл ва-банк. Решил — кровь из носу, но сделает всё, чтобы "Эхо Москвы" осталось в живых.

— Оно и останется. А А слишком талантлив, и даже его новая мода — публике примитивной радость доставлять своими пошлостями — настоящими жителями столицы прощается. Куда денешься! "Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя."