Андрей Круз - Лучший гарпунщик

Начали перегрузку. Бочонки с сидром, связанные проволокой вязанки железных полос и рулоны тканей загружались в прочный деревянный ящик, который поднимался краном и подавался прямо на плот, где и разгружался. А взамен в него укладывались туеса со смолой, каждый из которых Вера вскрывала, когда тот попадал на борт, тыкала в вязкую, пахнущую свежим деревом смолу длинным стальным шилом, нюхала, растирала на пальцах, в общем - проверяла. Вождь смотрел за всем молча, без раздражения, и как мне показалось, даже с оттенком некоего одобрения. Вроде как наблюдал за процессом чьего-то обучения, и ученик демонстрировал успехи.

Когда последняя порция туесов покинула плот, поднятая лебедкой на шхуну, вождь кивнул удовлетворенно, затем сказал:

- Купи две женщины. Молодые, сильные, хорошо продашь.

При этом в глазах у него мелькнула некая тень лукавства, словно он намеренно придержал самый трудный вопрос экзамена до конца, и теперь ждет, что тот сможет ответить. И Вера заметно растерялась.

- Что за женщины? - спросила она явно для того, чтобы просто выиграть время на размышление.

- Племя Рыбы-Змеи, - ответил вождь. - Воины ходили за добычей к подобным червям. Трусы бежали, смелые подохли, не защитив женщин. Купи, они молодые, сильные. Могут работать, могут радовать мужчин.

- Я не торгую людьми, - чуть справилась с растерянностью Вера.

- Продай тем, кто торгует, - пожал плечами вождь. - Скоро за них не дадут десяти орехов, не то, что золота. А если рыбы станет мало, мы их убьем, кто будет кормить пленных в плохой год?

Признаться, последнего пассажа в речи вождя я не понял, в моем представлении молодые и здоровые рабыни вроде как должны быть ценностью в обществах, где работорговля была нормой. Но Вера не удивилась, а вроде как снова озадачилась. Затем сказала:

- Мы поговорим. Подожди.

- Хорошо, - кивнул вождь. - Товар отдан, женщины стоят золота. Я жду.

Схватив за рукав, Вера потащила меня к трапу, а затем - в свою каюту, где с маху уселась на койку, уставившись на меня заметно испуганными глазами.

- И что делать? - спросила она.

- Ты меня об этом спрашиваешь? - удивился я вопросу. - Я же ничего об этом не знаю. Не понимаю даже, о чем говорил вождь, когда завел разговор про десять орехов.

- Пленным женщинам здесь плохо, - заговорила она. - Домой им уже не попасть никогда, они были на острове врагов и могут рассказать, как там все устроено. В племени Колючего Ската они могут только работать, и то на самых тяжких работах. Пройдет год, и они будут старухами.

- А просто как женщин, если они такие молодые, племя их не использует? - удивился я.

- Люди племени могут спать с женами, но не с рабынями. - объяснила Вера. - Рабыне женой не быть никогда. Если же воин спит с рабыней, он слабнет духом. Покровители племени, духи, в которых негры верят, такого не простят. Лишат или храбрости, или даже мужской силы.

- Получается…

- Получается, что для них лучший выход быть проданными купцам. Он могут креститься, и стать обычными людьми, они могут где-то работать, а негритянки часто даже любят идти в дома шлюх. Им кажется, что жизнь там простая и веселая. И молодых такие дома покупают с радостью.

- А в чем ты сомневаешься? - уточнил я.

- Для того чтобы продавать людей, надо иметь лицензию. Если таможня найдет негритянок и узнает, что мы их купили прямо в племени, будут неприятности. Даже судно могут отобрать.

Мне вспомнилась лукавая искра в глазах вождя, когда он говорил о женщинах. И его странный, оценивающий взгляд. Как-то не так все просто в этой истории, как кажется на первый взгляд.

- Вера, скажи, а вождь знает про то, что ты не можешь покупать рабов?

Она чуть растерялась, но кивнула.

- Знает.

- А твой отец покупал у него рабов?

- Никогда, - сразу ответила девочка.

Я кивнул удовлетворенно, придя к конкретному выводу. По крайней мере, решил, что понял мотивы вождя. И сказал:

- Отказывайся. Скажи прямо, что людьми не торгуешь и пусть впредь не предлагает.

- Жалко их, - вскинулась она. - Нет страшней судьбы, чем женщине одного племени жить в рабынях в другом. Пусть лучше в трактирные подавальщицы их купят! Так же нельзя!

- Отказывайся, - усмехнулся я. - Все решится само собой, увидишь.

- Если они погибнут в племени, грех будет на тебе, - сурово сказала девочка. - Перед лицом Всевышнего.

- Хорошо, пусть грех, - ответил я. - Но все равно откажись, я знаю, что говорю.

- Пошли, - не тратя времени на дальнейшую болтовню, поднялась с койки Вера.

Вождь словно и не пошевелился с того момента, как мы ушли вниз. Так и стоял в горделивой позе, скрестив руки на груди и высоко задрав подбородок, похожий на бронзовый памятник самому себе. Его телохранитель, все такой же настороженный и внимательный, уперся в меня взглядом темных глаз из-под нахмуренных густых бровей.

- Думала? - спросил вождь.

- Я не покупаю людей, - ответила Вера, к радости моей, вполне уверенным голосом.

Вождь пожал плечами, сказал:

- Нашему племени не нужны женщины, которые не рождены в нем, не посланы духами и не пришли сами. Долго они не проживут.

Взгляд его вдруг жестко уперся в лицо девочки, но она все так же, даже не дрогнув голосом, ответила снова:

- Я не покупаю людей. Если меня на этом поймают, я уже ничего не буду покупать.

- Я понял тебя, - сказал вождь, усмехнувшись. - Теперь узнал, что могу верить. У нас нет женщин, мы сейчас не воюем с червеподобными. А если поймаем их женщин, то не будем продавать тебе. Духи острова да хранят вас до своих границ.

И не говоря лишнего слова, вождь полез через борт, а следом за ним его телохранитель. Вера же так и осталась стоять на месте с совершенно растерянным видом.

Матросы быстро сбросили с борта тросы, которыми удерживался плот с товаром, и лодки с гребцами начали его медленно оттаскивать от борта. Едва плот отвалил настолько, что появилась возможность маневра, Игнатий махнул рукой Ивану, призывая того на пост - к рычагам и маховикам управления машиной. Где-то в утробе машинного отделения гулко стукнула подключившаяся передача, под кормой забурлило, и «Чайка» медленно двинулась вперед, одновременно круто забирая на левый борт, к выходу из бухты.

- Без происшествий поторговали, - удовлетворенно сказал боцман, почесав в бороде.

- Верно, Глеб, - кивнула понемногу приходящая в себя Вера. - Теперь со смолой до Большого дойти, и можно считать, что расторговались.

- Мы что, прямо сейчас на Большой? - удивился я.

- Нет, сначала на Ската, разгружаться, - ответила она. - Там еще вином загрузимся, и уже тогда на Большой пойдем.

Шхуна понемногу набирала скорость, за бортом проплывала высокая зеленая стена берега, с пробивающимися тут и там сквозь зелень клыками серых скал, на вершине одной из которых горел маленький, но очень дымный костерок, у которого стоял человек. Кому-то знак подавали, а вот что сей знак означает, никому не понять. Я спросил у Глеба. Но тот лишь пожал плечами и сказал: