Илья Варшавский - Солнце заходит в Дономаге

Затем были удалены свидетели, и я остался наедине с судьей.

Мне было предоставлено последнее слово.

Я считал это пустой формальностью. О чем можно просить бездушный автомат? О снисхождении? Я был уверен, что в его программе такого понятия не существует.

Вместе с тем я знал, что пока не будет произнесено последнее слово подсудимого, машина не вынесет приговора и стальные двери судебной камеры не откроются. Так повелевал Закон.

Это была моя первая исповедь.

Я рассказывал о тесном подвале, где на полу, в куче тряпья, копошились маленькие человекообразные существа, не знающие, что такое солнечный свет, и об измученной непосильной работой женщине, которая была им матерью, но не могла их прокормить.

Я говорил о судьбе человеческого детеныша, вынужденного добывать себе пищу на помойках, об улице, которая была ему домом, и о гнусной шайке преступников, заменявшей ему семью.

В моей исповеди было все: и десятилетний мальчик, которого приучали к наркотикам, чтобы полностью парализовать его волю, и жестокие побои, и тоска по иной жизни, и тюремные камеры, и безнадежные попытки найти работу, и снова тюрьмы.

Я не помню всего, что говорил. Возможно, что я рассказал о женщине, постоянно требовавшей денег, и о том, что каждая принесенная мною пачка банкнот создавала на время крохотную иллюзию любви, которой я не знал от рождения.

Я кончил говорить. Первый раз в жизни по моему лицу текли слезы.

Машина молчала. Только периодически вспыхивавший свет на ее панели свидетельствовал о том, что она продолжала анализ.

Мне показалось, что ритм ее работы был иным, чем во время допроса. Теперь в замедленном мигании лампочек мне чудилось даже какое-то подобие сострадания.

«Неужели, — думал я, — автомат, созданный для защиты Закона тех, кто исковеркал мою жизнь, тронут моим рассказом?! Возможно ли, чтобы электронный мозг вырвался из лабиринта заданной ему программы на путь широких обобщений, свойственных только человеку?!»

С тяжело бьющимся сердцем, в полной тишине я ждал решения своей участи.

Проходили часы, а мой судья все еще размышлял.

Наконец прозвучал приговор:

«Казнить и посмертно помиловать».

Город простирался от полярных льдов до экваториального пояса. Западные и восточные границы Города омывались волнами двух океанов.

Там, за лесом нефтяных вышек, присосавшихся к морскому дну, раскинулись другие города, но этот был самым большим.

На два километра вторгался он в глубь земли и на сорок километров поднимался ввысь.

Подобно гигантскому спруту, лежал он на суше, опустив огромные трубы в воду.

Эти трубы засасывали все необходимое для синтезирования продуктов питания и предметов обихода Города.

Очищенная таким образом вода нагнеталась в подземные рекуператоры, отбирала от планеты тепло, отдавала его Городу и снова сливалась в океан.

Крыша Города была его легкими. Здесь, на необозримых просторах регенерационного слоя, расположенного выше облаков, солнечные лучи расщепляли продукты дыхания сорока миллиардов людей, обогащая воздух Города кислородом.

Он был таким же живым, как и те, кто его населял, великий Город, самое грандиозное сооружение планеты.

В подземных этажах Города были расположены фабрики. Сюда поступало сырье, отсюда непрерывным потоком лились в Город пища, одежда — все, в чем нуждалось многочисленное и требовательное население Города.

Тут, в свете фосфоресцирующих растворов, без вмешательства человека текли таинственные и бесшумные процессы Синтеза.

Выше, в бесконечных лабиринтах жилых кварталов, как во всяком городе, рождались, умирали, работали и мечтали люди.

— Завтра уроков не будет, — сказала учительница, — мы пойдем на экскурсию в заповедник. Предупредите родителей, что вы вернетесь домой на час позже.

— Что такое заповедник? — спросила девочка с большим бантом.

Учительница улыбнулась.

— Заповедник — это такое место, где собраны всякие растения.

— Что собрано?

— Растения. Во втором полугодии я буду вам о них рассказывать.

— Расскажите сейчас, — попросил мальчик.

— Да, да, расскажите! — раздались голоса.

— Сейчас у нас очень мало времени, а это длинный разговор.

— Расскажите, пожалуйста!

— Ну, что с вами поделаешь! Дело в том, что Дономага не всегда была такой, как теперь. Много столетий назад существовали маленькие поселения…

— И не было Города? — спросил мальчик.

— Таких больших городов, как наш, еще не было.

— А почему?

— По многим причинам. В то время еще жизнь была очень неустроенной. Синтетическую пищу никто не умел делать, питались растениями и животными.

— А что такое животные?

— Это вы будете проходить в третьем классе. Так вот… было очень много свободной земли, ее засевали всякими растениями, которые употреблялись в пищу.

— Они были сладкие?

— Не знаю, — она снова улыбнулась, — мне никогда не приходилось их пробовать, да и не все растения годились в пищу.

— Зачем же тогда их… это?..

— Сеяли? — подсказала учительница.

— Да.

— Сеяли только те растения, которые можно было есть. Многие же виды росли сами по себе.

— А как они росли, как дети?

Учительнице казалось, что она никогда не выберется из этого лабиринта.

— Вот видите, — сказала она, — я же говорила, что за пять минут рассказать об этом невозможно. Они росли, потому что брали у почвы питательные вещества и использовали солнечный свет. Завтра вы все это увидите собственными глазами.

— Мама, мы завтра идем в заповедник! — закричал мальчик, распахивая дверь.

— Ты слышишь? Наш малыш идет в заповедник.

Отец пожал плечами:

— Разве заповедник еще существует? Мне казалось…

— Существует, существует! Нам учительница сегодня все про него рассказала. Там всякие растения, они едят что-то из земли и растут! Понимаешь, сами растут!

— Понимаю, — сказала мать. — Я там тоже была лет двадцать назад. Это очень трогательно и очень… наивно.

— Не знаю, — сказал отец, — на меня, по правде сказать, это особого впечатления не произвело. Кроме того, там голая земля, зрелище не очень аппетитное.

— Я помню, там была трава, — мечтательно произнесла мать, — сплошной коврик из зеленой травы.

— Что касается меня, то я предпочитаю хороший пол из греющего пластика, — сказал отец.

Лифт мягко замедлил стремительное падение.

— Здесь нам придется пересаживаться, — сказала учительница, — скоростные лифты ниже не спускаются.

Они долго стояли у смешной двери с решетками, наблюдая неторопливое движение двух стальных канатов, набегающих на скрипящие ролики, пока снизу не выползла странного вида коробка с застекленными дверями.