Илья Варшавский - Солнце заходит в Дономаге

Тем временем водитель подкидыша, прождав условленный час и распив со старпомом традиционный графинчик разбавленного спирта, отправился в обратный путь, пожелав представителю командования «Альдебарана» счастливого рейса.

Было три часа сорок пять минут земного времени, когда старпом возвратил капитана Чигина из царства фантастики и приключений к печальной действительности.

— Пятнадцать минут до отлета, мастер.

Капитан вздохнул, захлопнул книгу и направился в рубку.

«Свистать всех наверх!» — мысленно произнес он, нажимая на кнопку аврального сигнала.

Через несколько минут на пульте вспыхнула зеленая лампа: машинный отсек сообщал о готовности двигателей к запуску.

«По местам стоять, с якоря сниматься!» — Чигин ввел данные для полета в счетную машину и, подождав сигнала киберштурмана о решении задачи, взял микрофон:

— Космос-три, космос-три, я «Альдебаран», прошу выйти на связь, как меня слышите? Прием!

Тишина, только треск разрядов в динамике. На экране видеофона никого нет.

— Космос-три, космос-три, я «Альдебаран», прием!

Опять безрезультатно.

— Космос-три, космос-три, — Чигин постучал кулаком по черному ящику, — космос-три! Фу, дьявол! Сколько раз просил дать сюда радиста, разве с этой рухлядью… Космос-три!!! — от раскатов капитанского голоса замигали лампочки на пульте. — Космос-три, я «Альдебаран», какого черта вы не отвечаете?! Космос-три!!!

На экране внезапно появилась ухмыляющаяся рожа диспетчера.

— Простите, капитан, но тут радист с транссолярного выдал такой анекдот! Какой-то тип… — Изображение исчезло, и голубая поверхность экрана заструилась черными молниями. Где-то поблизости один из новых звездолетов свертывал пространство.

— Космос-три! — капитан безнадежно махнул рукой. Нужно было ждать, пока это чертово пространство не начнет пропускать радиосигналы.

— Правда, здорово?! — изображение диспетчера снова скалило зубы на экране.

— Да… — неуверенно сказал Чигин.

— Что у вас, капитан?

— Прошу отход.

— Документы в порядке?

— В порядке.

— Валяйте! Только, пожалуйста, не газуйте на старте. Вы мне прошлый раз всю обшивку загадили.

— Три «же», — сказал Чигин. — По учебной программе перегрузка три «же». Они еще совсем желторотые, эти козероги, первый курс.

— Вот отваливайте отсюда потихоньку на полмиллиона километров и давайте там вашим козерогам хоть по десять «же». А мне обшивку чистить некому, практикантов нет.

— Ладно, — сказал Чигин, — ничего вашей обшивке не будет, у меня уже задача в киберштурмане. Пока!

— Счастливого эфира!

«Отдать кормовой! Отдать носовой! Шпринт отдать! Малый вперед!» — капитан нажал стартовую кнопку и поглядел на часы.

Больше в рубке было нечего делать до самого возвращения. Теперь нужно пойти и лечь, пока «Альдебаран» набирает скорость. Грузное тело капитана было весьма чувствительно к перегрузкам — факт, который он тщательно скрывал от членов экипажа.

— Индюк у себя? — спросил доктор.

Старпом приложил палец ко рту:

— У себя, но лучше не входите. Начнет пичкать своим пойлом.

Доктор поморщился. Одна мысль о капитанском чае вызывала непроизвольные сокращения пищевода. И все же… нет, пожалуй, откладывать нельзя. Он нерешительно взялся за ручку двери.

— Что-нибудь случилось? — спросил старпом.

— Да вот старику взбрело в голову устроить поголовный медосмотр, дернула меня нелегкая выполнить эту блажь!

Лицо помощника приняло озабоченное выражение:

— Инфекция?

— Хуже! — махнув рукой, доктор открыл дверь каюты. — Разрешите, мастер?

— Заходите. Может быть, чашечку чаю?

— Спасибо, я по делу.

Капитан нахмурился. Отказаться от чая, собственноручно приготовленного капитаном Чигиным, это уже, знаете ли…

— Слушаю, — сухо сказал он.

— Дело в том… — доктор замялся, — дело в том, что курсант Плошкин отказался проходить медосмотр.

«Ага, опять Плошкин!» — глаза капитана загорелись хищным блеском.

— Почему же он отказался?

— Он говорит, что он… что она — девушка.

— Кто девушка?

— Курсант Плошкин.

Несколько минут капитан молча смотрел на доктора, пытаясь представить себе курсанта Плошкина в шелковом платье с розой в волосах. Такими, в его воспоминаниях, всегда были девушки. Что-то тут не так! Бритая башка!

— Глупости, — хмыкнул Чигин, — Такого не может быть. В училище девушек не принимают.

— Так она же не курсант. Это ее брат — курсант Плошкин. Он перед вылетом заболел и остался на Земле.

— Как же он здесь? — капитан решительно не мог ничего понять, — Раз остался на Земле, значит не может быть здесь. Что он тут — святым духом появился?

— Он остался на земле, а его сестра — Инесса Плошкина — под видом курсанта Плошкина здесь, на корабле.

— Что?!! — внезапно капитана осенило. Эти насмешливые серые глаза с черными загнутыми ресницами…

— Курсанта Плошкина в кают-компанию!!! — рявкнул Чигин, хватив что было силы кулаком по столу…

«…Врачу учебного космолета „Альдебаран“ за проявленную халатность, выразившуюся в несвоевременном выполнении приказания капитана, объявить строгий выговор с предупреждением, что явствует из изложенного. Капитан Чигин».

— «Что явствует из изложенного»! — повторил вслух капитан и взял из пачки новый лист бумаги.

«Названная Инесса Плошкина, списанная мною, капитаном космолета „Альдебаран“, направляется…»

Капитан задумался и сунул в рот карандаш. Легко сказать, направляется! «Подкидыш» сюда не долетит. Сдать на встречный космолет? Черта с два тут, на учебной трассе, кто-нибудь появится. Повернуть назад — значит сорвать рейс и стать объектом анекдотов, рассказываемых во всех космопортах: «А слышали, наш индюк какую штуку выкинул?!» Нет, что делать с Инессой Плошкиной, вовсе не явствовало из изложенного. Оставить на корабле с курсантами? Невозможно! «Пусть целуют, ха-ха-ха!» Капитан подумал о своей внучке. Меньше всего он хотел бы ее видеть в курсантском кубрике. Прохвосты все, первостатейнейшие прохвосты! «Сладок запах женской кожи». Погодите, узнаете еще у капитана Чигина, что чем пахнет!

Капитан обхватил голову руками.

«Вот положеньице!»

Из кают-компании в полуотворенную дверь доносились сдержанные рыдания.

Чигин чертыхнулся и вскочил с кресла.

— Собирай вещи!

Рыдания стали громче.

— Собирай вещи, переселяйся в мою каюту!

— А вы?

В широко открытых, еще влажных от слез серых глазах было столько кротости и покорности судьбе, что капитану стало неловко.

«Нехорошо, нельзя было так на нее орать, все-таки девушка».

— Я буду спать у старпома на диване, — буркнул он, глядя себе под ноги, — а ты… а вы располагайтесь. Сейчас боцман вам постелит здесь.