Журнал «Если» - «Если», 2011 № 02

Он поднял голову, охватывая взглядом всю группу.

— Давайте обсудим наше следующее Дело. Время дорого. — И аккуратно опустил ручку обратно в подставку.

Несмотря на то что большинство связывает со Стариком все самые загадочные происшествия и сверхъестественные события в мире, даже наши наиболее странные случаи имели вполне разумное объяснение, хотя, должен сказать, что мое понятие «разумности» исходит из глубин моей работы на Старика.

Флаг, вывешенный на невзрачном строении и видимый из моей квартиры, поначалу несколько раз сообщал мне о встречах. Флаг, поднятый на половину мачты, означал вызов. Думаю, есть в этом какая-то психически нездоровая нотка… Моих товарищей уведомляли другими способами: доставляли номер загородной газеты или задергивали портьеры в окнах соседнего дома. Старик не мог все это делать сам: он давал поручения, и хотя места и способы подачи условных сигналов менялись каждые несколько месяцев, на фоне сложности наших больших дел их тоже надо было кому-то выполнять, так что, возможно, у него была куча помощников.

Со временем я оценил значимость подобных вещей. Вовлеченный в работу тайной организации, которая позволила мне объездить весь земной шар, я возомнил себя исключительной личностью, принадлежащей к группе людей особой породы. Но это не так. Поначалу я ходил по улицам города или ехал на метро с чувством отстраненности от окружающих «простых людей», позже я взглянул на попутчиков по-другому: может быть, у них тоже есть свои тайны, и даже не менее значительные.

Возможно, мы все в деле.

Для меня оставалось загадкой, какими тропами люди приносят свои проблемы к Старику. Он не давал рекламных объявлений. Хотя некоторые из наших операций заслужили публичного упоминания и наши люди попадали мельком на крупнозернистые газетные фотографии в доинтернетную эпоху, мы оставались частной лавочкой, едва ли не подпольной. Когда нас вызывали на Дело, чаще всего кто-нибудь уже ждал нас вместе со Стариком в конторе. Он (или она) кратко повторял содержание событий, потом старик задавал несколько вопросов, отправлял гостя в приемную, выслушивал наше мнение и предлагал план действий. Затем один из нас препровождал клиента к лифту. В предыдущем здании у нас были собственный лифт и целый этаж, а золотая плашка на входе гласила «Компания «Азимут»: поиск и спасение», но в главном холле здания никаких упоминаний о нашей конторе не было. Позже, во второй башне Всемирного торгового центра, мы делили этаж с другими офисами и встречались в более современных комнатах за дверями без опознавательных знаков.

Вероятно, там были и люди, чья работа заключалась в том, чтобы слушать, настраиваться на волну человеческого несчастья. Они улавливали сигнал о помощи и подталкивали человека в направлении Старика. Иначе как он определял, какими делами заниматься? Естественно, вопль страдания должен был достигать этих высоких офисов самостоятельно. И конечно же, Старик сам работал вместе с нами. Он изучал, насколько я могу судить, каждую область человеческой деятельности. (У него даже был красивый певческий голос, продемонстрированный однажды на вечеринке в Монте-Карло, которая закончилась тем, что мы связали хозяина и предотвратили похищение.) Казалось, время для него идет по-другому. Как еще объяснить широту его познаний, огромные материальные и духовные ресурсы, его многочисленные увлечения? Он жил на иной скорости, словно между секундами — как человек, ставящий паузу в фильме, чтобы внимательно рассмотреть каждый кадр. Все время мира принадлежало ему — все время и весь мир.

Но действительно ли мы делали все возможное, чтобы остановить волну зла? Именно этот вопрос заставил меня принять ужасное решение.

Несколько раз мы вооружались на операцию. Правда, мелкокалиберным оружием, некоторые стволы вообще были заряжены резиновыми пулями; Старик не хотел никаких смертей, если их можно избежать, но активная самозащита — только чтобы остановить кого-нибудь — приветствовалась. Что касается его самого, он никогда не использовал стрелковое оружие. Мастер нейтрализовать даже самого подготовленного соперника одним ударом, Старик верил в благородство человеческого духа, но рассматривал человеческое тело как обычный механизм с выключателем.

Однажды я выразил свое изумление, но добился лишь того, что Старик пригвоздил меня взглядом и сказал: «Хочешь сам это почувствовать?». Его сарказм был так хорошо завуалирован, что я даже не уверен, верно ли называть это сарказмом. Я отверг его предложение, и он, словно и не было вопроса, наклонился, чтобы взвалить на себя оглушенного диверсанта, который собирался подорвать атомную станцию.

Немногим более года спустя после моей женитьбы, прибыв в город для посещения лекции и обеда с бывшими коллегами по университету, я заглянул в букинистический магазин — спрятаться от послеполуденного дождя, от которого не спасал мой старенький зонтик. Чтобы меня не заподозрили в столь приземленном использовании помещения — к тому же я определенно не исключал возможной покупки, — я с деланой самоуверенностью шагнул вглубь. Здесь запах дождя вроде бы даже усилился, и казалось, чем дальше я проходил, тем ближе был к источнику шторма. Я миновал ряды полок, вздымавшихся к самому потолку, и свернул в уютный уголок.

Тут и стоял Старик, его серо-стальной плащ был испещрен каплями, громада его неподвижного тела и исходящее от него спокойствие заполонили тесное пространство. Он держал в руке маленькую раскрытую книжицу.

— Привет, Лэнни, — громко сказал он, не поднимая глаз и, возможно, даже не двигая губами. Ох уж эта его знаменитая способность! Интересно, он тренировался так говорить, когда еще не занимался нейтрализацией негодяев?

— Здравствуйте, — сказал я. После всех многолетних приключений — на «вы».

Потом он захлопнул книжку и полностью переключил свое внимание на меня:

— Когда-нибудь читал Ансельма?

— Не уверен.

Он взмахнул маленьким томиком, перед тем как сунуть его обратно на свободное местечко на одной из полок.

— Для некоторых людей невидимый мир столь же реален, как и видимый. — Его лицо осветилось слабой усмешкой. — Другим же требуется напоминание.

Интересно, он имел в виду только себя, углубившегося в чтение, или меня, любого из нас, отрицающего жизнь духа. В молчании я слушал шум дождя, доносившийся с улицы через все еще открытую дверь магазина, и ощущал, что видимый мир достаточно полноценен.

Старик спросил о моей жене, велел заботиться о ней и ушел. А я забыл поблагодарить его за подарок на свадьбу. Мне стало интересно, обнаружу ли я послание в той книжице, которую он держал в руке, но потом не смог найти место, куда он ее положил. Возможно, ее автором был вовсе не Ансельм, но другой, отсылающий к Ансельму, или некто, напомнивший ему об Ансельме. Ход мыслей Старика всегда оставался загадкой.