Журнал «Если» - «Если», 2011 № 03

— Что за… Куда они? — заорала я на Фокса.

Он пожал плечами и вздрогнул. Ветер к тому времени был уже леденящим, так что мы взяли один бак и затащили его внутрь.

Емкость была металлической и при открывании оказала сопротивление. Когда же нам наконец удалось взять над ней верх, я и мой непрошеный гость изумленно переглянулись. «Пепто-Бисмол»? Затем я почувствовала запах. Я отпрянула и ударилась в панику, прежде чем узнала его. Нет, не «Пепто». Каламиновый [16] «Пепто-Бисмол» — субсалицилат висмута, лекарственный препарат от изжоги, нарушения пищеварения, расстройства желудка, тошноты и диареи. Каламин — природный минерал, используемый в медицине в присыпках, примочках и мазях, в частности от солнечных ожогов. лосьон.

В сетке, как мы обнаружили, оказалось несколько натуральных кисточек, валиков, лотков, а также удлинителей рукояток. Мы перетащили все это внутрь и принялись за работу.

Лосьон творил чудеса. Сама я не могла им пользоваться, потому как у меня реакция на какой-то компонент в его составе, дом же ничего против него не имел. Я все же осмотрительно облачилась в перчатки и тапочки. Фоксу я поручила потолок, не испытывая особого желания, чтобы мне капало на волосы и лицо. Работенка была та еще. В доме четыре большие комнаты, прачечная, ванная, и все их надо намазать лосьоном — за исключением кафеля, конечно.

Можете себе представить, сколько на это необходимо каламинового препарата?

Когда мы закончили, было уже поздно. Я устала как собака. Фокс, полагаю, тоже.

— Так, э-э-э… А где я буду спать? — поинтересовался он.

Диванчик мой представлял собой, скорее, кресло для двоих и по длине ему явно не подходил. Кроме того, нам пришлось его тоже намазать лосьоном, равно как и оба кресла, поскольку они покрылись сыпью. Но предлагать парню спать на полу я отнюдь не собиралась. Однако, коли нам придется проторчать здесь вместе несколько дней, то придумать что-то надо. С учетом всех обстоятельств это несомненно должно быть как можно дальше от моей комфортной зоны.

— Ну, в м-м-моей комнате, — выдавила я. — Можешь пойти взглянуть.

Памятуя о моих недавних манипуляциях с арбалетом, думаю, у него все-таки было право косо взглянуть на меня и отнестись с подозрением к моей нерешительности. Поэтому я, прикусив губу, повела его в комнату, которую мазала самолично. По дороге я начала готовить своего гостя:

— Как ты заметил, мебель тоже часть дома. Поэтому очень многое здесь — это я.

Взглянув через арочный проем, он кивнул, но затем застыл с раскрытым ртом.

Я знала, на что он смотрит. На кровати. Пара округлых холмиков, на концах которых темно-коричневые подушки, поднимающиеся еще сантиметров на пятнадцать, если их слегка погладить. Немного морщинистые и податливые подушки окружены гладкими коричневатыми ареалами. Из какой части тела они были получены, сомнений не возникало.

Надо отдать должное, каким-то здравым рассудком он все-таки обладал, поскольку никак не прокомментировал увиденное. Лишь спросил:

— А одеяла?

— Никогда не пользовалась ими, — ответила я. И это было правдой. Кровати были такими же теплыми, как и моя кожа. Да они и были моей кожей. Обычно я обходилась и без пижамы. Этой же ночью, решила я, будет по-другому. Буду спать в одежде. Я нашла для Фокса шерстяное одеяло, и мы оба буквально рухнули на кровати.

Я проснулась в темноте, по-прежнему измученная и толком не понимая, что же меня разбудило. А потом услышала это — причмокивающий звук умиротворенного бормотания.

Я уселась и посмотрела на своего нежеланного гостя.

Он мирно спал, растянувшись на соседней кровати. Голова его, впрочем, съехала с подушки, и во сне он уткнулся в нее носом и обхватил рукой. Подушка-сосок твердела и поднималась у меня на глазах — равно как и ее двойники на моей кровати и моей груди.

Описать возникшее ощущение не так-то легко. Возбуждающее, но какое-то призрачное, совершенно непохожее на что-либо из испытанного мною прежде. Я чувствовала, что растягиваюсь, удлиняюсь, страстно при этом желая того, чего даже сама не понимала.

Но именно это телодвижение и завело мою кожу. Я не привыкла одевать одежду на ночь. Она липла ко мне, своими складками оставляла отеки, терла шею, плечи, бедра, и в конце концов я обхватила себя руками и свернулась в клубок. Совсем скоро я превратилась в сущее воплощение отчаяния, и слезы текли по моим щекам. Каждое место на мне, до которого я могла дотянуться, находилось рядом с тем, до чего мне уже было не добраться.

Я была так несчастна, что даже не осознавала своих рыданий. Не услышала я, и как он встал. Он просто вдруг оказался рядом со мной.

— Это невыносимо! — зарыдала я и снова свернулась, но он остановил меня.

— Давай, расслабься, — прошептал он и включил свет. Потом медленно опустил мои руки к коленям. Поднял лицо, нахмурившись при виде множественных шрамов от трахеотомии у меня на горле. Он провел по ним пальцем. Затем зашел сзади и начал растирать мне спину. Плечи. Бедра. Когда ему помешала ткань, он снял с меня рубашку и стал работать с обнаженной кожей.

Это не походило на массаж в спа, где ощущаешь себя замешиваемым тестом. Меня словно утюжили, снова и снова. Он прилагал достаточно силы, чтобы разогнать кровь по коже, но движения его при этом были очень мягкими. Медленно зуд утих и превратился в слой жара — я как будто тлела на дюйм в глубину.

Уложив меня, он продолжил — вниз по каждой руке и ноге и обратно вверх.

— У тебя такая чудесная кожа, — произнес он, выдыхая слова в мое обнаженное плечо. — Чудесная…

— Да, конечно. Пока я держусь подальше от синтетики, — прошептала я. Последний раз, когда я облачилась в искусственный шелк, я выглядела словно прокаженная почти целую неделю, а Рик… Да, Рик, кажется, решил, что может этим заразиться. Еще у меня была реакция на его лосьон после бритья…

Я встряхнулась, пытаясь отбросить воспоминания. «Это уже история», — сказала я себе.

Фокс не обратил на это внимания, слишком занятый массажем моих ягодиц, где начали дрожать крохотные волоски.

«Сколько же прошло времени, — подумала я, — с тех пор как ко мне кто-то прикасался?»

Я села и повернулась лицом к нему. Он улыбался. На каком-то этапе он снял позаимствованную у меня рубашку. Мандала у него на груди сверкала и тихонечко вращалась. Руки его продолжали двигаться, лаская мне бедра.

— Потри меня везде, — потребовала я.

Когда я проснулась в следующий раз, начинался рассвет. Я чувствовала себя… человеком. Я лежала на боку, и тепло на спине было не от отеков. Это был Фокс, обнимавший меня. Он посапывал, каждый его выдох шевелил волосы у меня на затылке.

Я дивилась, не решаясь даже пошевелиться. Мне хотелось, чтобы этот миг продолжался. Он обязан был продолжаться, если вспомнить положение вещей. Лечение по снижению моей чувствительности так и не принесло результатов. Если только не появится что-нибудь новенькое, я так вот и буду жить до конца дней своих.