Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

«Как тебя зовут?»

«На твоем языке мое имя значит „шум, грохот“.

«Рокот, — обрадовался Мил. — Правду говорят, будто рокконы и Разноглазые — дальние родственники?»

«Они дети одной матери, Дурынды, — ответил недовольный Рокот. — Умники рокконы народились от отца Дурмалая, а Разноглазые олухи — от отца Обалдуя. Вот и встретились братья в клетке».

«А правда, что рокконы могут раз в десять лет обращаться людьми?» — не отставал Мил.

«Рокконы превращаются в дураков. А после затевают лететь над королевским дворцом, спьяну цепляются за шпиль, падают на крышу и ломают себе крыло».

Мил не сдержал усмешки.

«Смейся вволю! — вскипел Рокот. — Обхохочешься, когда посидишь тут…» — он запнулся, тяжко вздохнул.

«Прости, — сказал Мил покаянно. — Как нам отсюда уйти? Ты придумал?»

«Чуть только состоится казнь, принц освободится от нашепта. Сможет открыть клетку».

«А без казни не обойтись?»

«Я четыре зимы пытался».

«Почему же ты не казнил учителя Вольфганга?»

«Он и без меня помирал. Хрипел, держась за грудь, звал лекаря».

«Однако Вольфганг терзал принцессу».

«Знаю. Но это случилось с моей помощью. Виновен я».

«Ты шутишь?!»

Роккон засмеялся. Слухом Разноглазых Мил услышал горький, на всхлипе смех, обычным слухом — громкое шипение.

«Поняв, что сам освободиться не в силах, я договорился с принцессой. Рассказал ей, на какой клумбе садовник выращивает чуд-корень для королевы; без чуд-корня этой туше ничего не надо, она без него даже есть не может. Я объяснил, как высушить корень и стереть в порошок; рассказал, какую малую щепотку взять… Мы условились: когда она всласть натешится с человеком, который ей нравится, но на нее взглянуть не смеет, тогда она выкрадет у Властимира ключ и отопрет клетку. Юная дурочка все поняла, все запомнила. И вдвоем с Вольфгангом нанюхалась чуд-корня до безумия. Дальше ты знаешь, что было».

Мил выпустил прутья, развернулся, привалился к решетке спиной. Кругом было темным-темно, ни единого проблеска.

«Рокот, — снова начал он, — если ты сумел договориться с принцессой, почему не объяснил все принцу?»

«Я могу общаться с Разноглазыми. С тобой, с советником Ильменем… только он не желает иметь дело с рокконом. А принц меня просто не слышит. Его дар спит».

«А Верния?»

«Она — женщина. К тому же юная, почти ребенок. Очень постаравшись, я сумел до нее докричаться».

«Лучше б докричался до меня», — печально заметил Мил, жалея принцессу, Вольфганга, роккона.

«Ты был далеко. — Рокот шевельнулся, скрипнул жесткими крыльями. Предложил: — Хочешь вина? Принц носит угощения. Фазанов, сласти, вина. Будешь?»

Мил ничего не хотел, но согласился на вино, чтобы не обидеть хозяина. В темноте о металл звякнуло стекло. Он нащупал поданную рокконом бутыль, выдернул пробку, принюхался.

«Настойка на горных травах?»

«Она самая».

Мил отпил из горлышка. Властимир не солгал: настойка была отменно хороша. Помня совет не увлекаться, Мил сделал второй глоток и поставил бутыль на пол.

«Принц меня каждый день навещает, — сообщил Рокот. — Слуги боятся, а он — нет. В клетке я сам прибираюсь, а он поганое ведро уносит, старое сено. Воду таскает через весь дворец, из какого-то Серебряного фонтана. Уверяет, будто целебная… Новости дворцовые рассказывает. Без него я бы совсем пропал. Он мне даже дружку свою подарил. Хочешь взглянуть?»

«Покажи».

Зрением Разноглазых Мил увидел прозрачное, светящееся голубоватым существо, похожее на бесхвостого, безухого зверька. Дружка с интересом смотрела на Мила синими огонечками глаз.

«Она поначалу тосковала без принца, — продолжал Рокот. — Он у нее прощения просил, уговаривал: дескать, роккону ты нужнее, он совсем один в клетке… Привыкла. Хочешь потрогать?» — Он подцепил дружку когтистой лапой и поднес к решетке. Дружка забеспокоилась, голубоватое свечение затрепетало. «Не бойся, он — свой», — сказал роккон, и она притихла, лишь синие огоньки глаз вспыхнули ярче, когда Мил осторожно ее коснулся. От дружки исходило уютное тепло, чувство покоя и защищенности.

«Рокот, это не простая дружка. Снежик тебе хранителя жизни отдал. Зверь редкостный и стоит сундук денег. Такой не у каждого короля бывает».

«Хранитель жизни? То-то я смотрю: никак не сдохну, — огорчился роккон. — Мил, у меня есть просьба. Выполнишь?»

«Нет!» — Мил почуял неладное.

Рокот притворился, будто не слышал.

«Я устал так жить. И принца жалко: он с этой казнью и нашептом на человека не похож… Мил, роккона можно убить стрелой из арбалета либо ударив ножом в глаз. Я дам тебе нож. Убей».

«Твоя дружка-хранитель мне глотку перегрызет», — ответил Мил. Это было совсем не то, что он хотел сказать.

«Я ей велю не мешать. Подержу ее, а ты ударь. Только быстро. Я сам уже пробовал — без глаза остался. Ножом ткнул — а глубоко, чтобы в мозг вошло, не сумел. Больно слишком… Или дружка помешала».

«Нет, брат. Не проси».

Рокот сунул дружку себе под крыло, и ее голубоватое свечение потухло.

«Мил, ну подумай сам! Если казнь наконец состоится, ты будешь свободен, я — свободен, принц — свободен. А иначе тебя здесь убьют, Разноглазого. Ты успел слишком многое разоблачить, дознаватель».

«Нет», — отрезал Мил. И ничего не стал объяснять, погасил особое зрение.

Остался гореть единственный желтый глаз. Не видимые в темноте длинные когти легли на плечо, укололи даже сквозь толстый плащ.

«Я сжег твой дом. Погубил мать и отца».

Мил невольно отшатнулся; когти сжались, захватив ткань плаща.

«Что ты брешешь?!»

«Я беру на себя вину своих братьев, — ответил роккон. — Когда моя семья решила, что я уже наказан сверх меры, они обратились к твоему отцу. С просьбой прибыть сюда и уговорить Принца выпустить меня на свободу. Посулили щедрую плату. Но твой отец, когда узнал все обстоятельства… он…»

«Отказался?»

«К несчастью. Сказал, что не рискнет иметь дело с безумной королевской семьей и рокконами одновременно. И уехал. Мать с отцом были неутешны, братья — в бешенстве. Полетели за ним. По нашим законам, пока ты не разорил гнездо врага, твой враг жив. Они спалили гнездо. Мил, отныне их вина — моя вина. Убей». — Когти другой лапы вложили Милу в руку нож. Простой кухонный нож с деревянной ручкой.

Желтый глаз горел в темноте совсем близко. Когти отпустили плащ, чтобы Милу было удобно замахнуться.

«Ударь!» — приказал роккон. Голову пронзила страшная боль. «Ударь — и тебе станет легче!»

От боли зашлось сердце. Мил попятился, отбросил нож. Наткнулся спиной на сетку, сполз на пол, скорчился, ладонями сжал виски.

Роккон закричал — тонко, пронзительно. Крик, вой и свист смешались, ввинтились в разламывающуюся голову. Мил чуть не умер от боли.