Александр Казанцев - Тайна загадочных знаний

– Так надо, ваше величество. Вы наградите его не столько за его заслуги, сколько для его стараний и нашей пользы.

И тут Людовик XIV хмыкнул и произнес фразу, вошедшую впоследствии в историю, поскольку он повторял ее не раз:

– Награждают не за что-нибудь, а для чего-нибудь.

– Мудрейшие слова, ваше величество! Они прославят короля Франции в веках!

Юноша усмехнулся, поняв, что наставник доволен своим учеником. И, сев в предложенное первым министром кресло за его столом, стал послушно подписывать один за доугим указы.

Мазарини стоял за его спиной, и забирал обретшие силу бумаги, передавая их капуцину.

– Вот теперь о вас, ваше величество, будут говорить как о милостивейшем из всех государей, – с поклоном произнес Мазарини.

– А о вас, как о мудрейшем министре, которому мне никогда не найти замены, – ответил юный король, вставая.

Мазарини проводил его только до дверей кабинета, и юный король вынужден был, снова морщась, идти, чуть ли не проталкиваясь, следом за капуцином, раздвигающим впереди него толпу ожидающих приема. И лишь на внешней лестнице он очутился в окружении ожидавшей его свиты.

Через несколько минут королевская карета со скачущими рядом блестящими всадниками загромыхала по булыжной мостовой.

Мазарини стоял у окна, наблюдая за отъездом короля. Какие всходы дадут зерна, брошенные нм в душу юного монарха?

Резко отвернувшись от окна, он дал знак стоящему в выжидательной позе капуцину, и тот ввел в кабинет двух скромных монахов из монастыря св. Иеронима.

Кардинал уже знал, что это иезуиты, и стремился поддерживать с этим опасно влиятельным орденом взаимовыгодные отношения.

– Ваше светлое высокопреосвященство! – сладким тенорком начал отец Максимилиан-старший. – Во имя господа нашего всемилостивейшего и опирающегося на мудрость праведных слуг короля мы прибегаем к вашей незамедлительной помощи, как высшего стража короны, дабы пресечь греховные замыслы врагов государства и церкви, известных нашему ордену вероотступников и негодяев.

Кардинал принимал монахов стоя, прижав к груди украшенный бриллиантами крест.

– Во имя Христа, спасителя нашего, готов выслушать вас, верные служители святой католической веры.

– Отец Максимилиан поведает вашему светлому высокопреосвященству о делах столь же греховных, сколь и опасных, – мрачным басом присовокупил младший Максимилиан.

– Я внимаю вам, как слову, господом внушенному.

– Нам удалось установить, ваше светлейшее высокопреосвященство, – вступил снова Максимилиан-старший, – что вероотступник, уже не раз уличенный и остановленный церковью в своих попытках порочить духовный сан служителей церкви или основы их веры, опирающейся на канонизированное учение древнего философа Аристотеля, к чему вольнодумец стремился в своей бесстыдной комедии «Проученный педант» и в еретической трагедии «Смерть Агриппы», а также направленных против вашего светлого высокопреосвященства и даже ее величества королевы-матери грязных памфлетов, включенных в недостойную «Мазаринаду». Ныне же этот негодный Сирано де Бержерак совместно с приезжим судейским из Тулузы метром Пьером Ферма замышляет недоброе в кабачке «Не откажись от угощения», как удалось выследить нашему верному послушнику, который, будучи лишен слуха, умеет понимать слова по движениям губ, о чем мы и спешим донести вашему светлому высокопреосвященству, как опоре престола и церкви.

– Полагаем необходимым схватить и казнить заговорщиков, – мрачно добавил младший иезуит.

Мазарини не повел и бровью, лишь переложил крест на груди.

– Святой орден Иисуса отличается решительностью своих действий, – задумчиво произнес он, – что нельзя не оценить. Но… сейчас, отцы и братья мои, иное время, чем в день трагедии на улице Медников.

– Время иное, ваше светлое высокопреосвященство, – пробасил Максимилиан-младший, – но место то же, улица Медников.

– Вот как? Та самая, где кинжал иезуита-мученика Равальяка пронзил грудь короля Генриха IV?

– Именно так, ваше светлое высокопреосвященство. Он вскочил на подножку открытой королевской коляски именно на улице Медников, где находится и кабачок, место сбора заговорщиков. И в этом надо видеть перст божий! – елейно произнес Максимилиан-старший.

– Перст божий! – задумчиво повторил Мазарини.

– Воистину так! – гулко прозвучал голос Максимилиана-младшего. – Ибо, примяв все мучения, Равальяк не смог назвать своих сообщников, руководимый лишь перстом божьим. – И добавил многозначительно: – Недаром регентство матери малолетнего Людовика XIII королевы Марии Медичи после удара Равальяка привело к великой деятельности вашего предшественника его высокопреосвященства кардинала Ришелье, а вслед за ним и вашу высокую и незаменимую для Франции деятельность.

Мазарини мог бы усмехнуться, но лицо его осталось величаво спокойным, даже строгим.

– Не хотите ли вы оправдать в моих глазах злодейское убийство короля?

– Боже упаси, ваше светлое высокопреосвященство! – воскликнул Максимилиан-старший, укоризненно взглянув на своего спутника. – Но если бы вы выслушали все, что рассказывает наш глухой, по божьей воле «слышащий» без звуков разбойные слова злоумышленников, то пришли бы в священный ужас, подумав о средствах предотвратить готовящееся новое злодеяние на улице Медников.

– Воистину неотвратим перст божий, отцы и братья мои, – сказал наконец кардинал. – Нам известен былой дуэлянт и убийца Сирано де Бержерак. поднявший оружие против мирных монахов у Нельской башни, воспрепятствовав сожжению книг философа Декарта, осужденных буллой папы; нам известны и гнусные памфлеты Сирано де Берна-рака, направленные против нас и се величества благочестивом королевы Анны. Однако, восстановив в Париже справедливость, мы не сочли нужным преследовать его, ибо перст божий указал на него, и он волею небес был наказан.

– И все-таки, несмотря на это, ваше светлое высокопреосвященство, – вставил мрачно Максимилиан-младший, – он снова поднимает свою беспутную и облысевшую в больнице доктора Пигу голову.

– Я вижу, – усмехнулся Мазарини, – что ничто не скрыто от зоркого ока вашего высокого ордена.

– Ничто, ваше светлое высокопреосвященство, – подтвердил старший монах, опустив глаза.

– Потому мы и надеемся, что через вас, служителя короны и церкви, господь обрушит свою кару на обнаруженных нами преступников, – добавил басом младший монах.

– Ценю ваше усердие, братья по вере, – внушительно начал кардинал. – Передайте генералу вашего ордена наше удовлетворение, однако… высшие соображения, которые руководят сейчас его величеством королем Людовиком XIV, не позволяют нам схватить и бросить на эшафот упомянутых вами уже достаточно провинившегося Сирано де Бержерака и ловкого судейского Пьера Ферма, выгородившего убийцу-гугенота в судебном заседании Тулузского парламента и способствовавшего выигрышу иска грязных крестьян против высокородных господ…