Многократор - Художник Её Высочества

— Степанидзе! — взревел Вильчевский, но размахивать руками не мог, потому что в одной руке у него был новый бокал от «Леонардо», а за локоть другой руки его приковала к себе блондинка провинциальной наружности. — Вот встреча! Знакомьтесь. Ева — родственница. Степан — художник, пытается уже десять лет нарисовать толстопузыми пальцами один домик, миро зданием называется.

Степан тыкнул дружка кулаком в пузо, осклабился даме. Та брызнув глазками, жеманно надула сахарные уста. Они еще долго улыбались и кланялись друг другу; Бадьян Вильчевскому, Вильчевский Головатому, Головатый Еве, Ева Бадьяну, Головатый Вильчевскому, Бадьян Еве, Ева Головатому, Вильчевский Бадьяну, Бадьян просто так башкой, раз раскачалась. Степан, пока они великосветски знакомились, косился на Спасские куранты. Оставалось четверть часа. Головатый с Лабунько спохватились и, откланявшись, убежали устраиваться на работу гнилыми бабаями.

— Ты что за чушь молол и лясы точил про то, чтоб мне сидеть дома?

Степан, с трудом подавив улыбку, заставил себя отвернуться от родственницы Вильчевского. Вкус у Евы отсутствовал. На кофточке — голова тигра, глаза которого строго на вершинах пышных грудей. Каждая грудь волей-неволей оживала и где-то даже отображала собой циклопическое начало. Бедра более чем просторные, почему не было никакой необходимости обтягивать их кожаной юбкой. Причёсочка — пышно взбитые куафером сливки. Вильчевский сам хорош. Рубашка — пайта-расписуха, галстук перевёрнутым восклицательным знаком цветастей рубахи. Степан заметил пальмы, даже привиделись в смачных пятнах обезьяны. Всем бы так радоваться жизни, как его другу.

Три минуты осталось.

Ева пискнула было про то, что вот у них в Тмутаракани, но не договорила, а показала пальцем на девушку, прошедшую рядом.

— Вань, глянь. Шо у неё на голове колосится?

Вильчевский снисходительно объяснил отставшей от жизни родственнице последнюю новомодную тенденцию, Ева расхихикалась от столичных искусностей, а у Бумажного спина напряглась. Время!

— Пора! Торпедная атака! — сказал так, что родственница сразу поперхнулась смехом.

— Ты чего это? — в нос спросил Вильчевский.

Степан не ответил, он смотрел через евино плечо. К Кремлю подходили люди. Не торопились, не бежали, прогуливающийся шаг, только ясно — это прогулка единого организма. Военные патрули на Красной площади тоже догадались. Но поздно. Патрули-изюм попали в огромный объем теста, потеряв боеспособность. Другое дело, что охранники Спасской башни оказались, не в пример патрулям, выученней. Как только послышался приближающийся шелест тысяч ног, реакция была мгновенной, из караулок по сигналу выбежали солдаты и, выставив перед животами автоматы с примкнутыми штык-ножами, перегородили проход.

— Началось!

— Э, ты чего Ваньку валяешь?! Тут война, ты в курсе, а я за дурашку сойду? Быстро рассказал мне, что тут закуралесилось, у меня в кармане винтовка.

Степан обернулся на ходу.

— Рабочий контроль, Ваня.

Вильчевский догнал его в три прыжка, в одной руке бокал от «Леонардо», другая, наконец, свободная. Родственница с глазастыми грудями, прикрыв ладонями пол-лица, застыв, испуганно смотрела на мерное движение людей вокруг.

У Спасской башни уже собрались, строители, и в молчании стояли перед, ощетинившейся штыками, шеренгой.

Психологи утверждают: если хочешь добиться морального превосходства, делай дело спокойно. Крик и ругань избавляют от стрессового напряжения, но молчание сильнее. Безмолвие организованной массы — жутко.

Через десять минут Кремль был взят в кольцо. План «строителей» не предусматривал никакого насилия. Люди просто стояли, но не просто ждали. Спустя некоторое время должен сработать эффект критической массы. Пока её не было. Зато началась цепная реакция. Весть о блокаде распространилась с необьяснимой скоростью. Скоро среди осаждающих замелькали фантазийные шляпки москвичек, спортивные кепи москвичей, соломенные шляпы пенсионеров, разноцветные сосульки панков, оранжевые форсы рэйверов. Стало шумно и не так что уж особенно страшно.

Степану на месте не стоялось, он пошел по единственно возможному в нарастающей тесноте пути — вдоль кремлевской стены, несущей в себе прах героев. У угловой Арсенальной башни, не имевшей ворот, людей поменьше. Здесь художник увидел леваков в беретах «Че», сцепившихся с экзальтированными уклонистами «Коммунистической платформы». Подумалось: «Заварилось, однако, быстро». У «Вечного огня» обнаружил еще одно стихийное вече. Собрались горячие головы, бунтари всех мастей. Спорщики бубнили одновременно, но Степан уловил предмет их разногласий. Молодая поросль, отражая поверхностное понимание общественных процессов, скатывалась к нигилизму, пыталась навязать старшему поколению типичные формулировки студенческой революции 1968 года; отрицание всех идеологий, борьба заново, методы — террор, насилие, форма борьбы — провокация. Якобы для обострения противоречий. Из этого радикального вздора выходил парадоксальный вывод — превратить любую легальную форму протеста в нелегальную. Иначе: переставить в пАрах: публичная библиотека и публичный дом — существительные — проститутки, наконец, возьмут в руки книжки, а «синие чулки» устроят в библиотеке групповушку.

Степан продвигался дальше, миновал грот, и тут пришло тревожное сообщение, что у Боровицкой, где правительственный въезд, военные попытались прорвать с внешней стороны, от Волхонки, бронетранспортерами кольцо осаждающих. Скоро по головам прикатилось: бронетранспортеры увязли в человеческих телах намертво. Солдаты не решились давить колесами своих сверстников, открыв люки, выбрались на броню и тоже примоднились травяными кепи.

Решил вернуться. Сразу за мавзолеем на трибуне увидел еще одного выступающего. Чтец считывал с бумажки. Приблизившись, услышал плавно-вытекающую речь: «Задержать дыхание, снять головной убор, вынуть шлем-маску из сумки для противогаза и взять так, чтобы большие пальцы были снаружи, а остальные внутри шлема. Приложить её нижнюю часть под подбородок, резким движением руки вверх и назад натянуть шлем-маску на голову так, чтобы не было складок, а очки пришлись против глаз…»

— Иван! Иди сюда. Спецзадание.

Вильчевский передал бумажку соседу дочитывать и спустился с трибуны.

— Сооруженцы трудятся с полной отдачей! Ты знаешь какой сейчас самый жуткий дефицит в Москве? Кепки с травой! Еле достал у маоистов. Стёпка, слушай, нам без пароля не обойтись, такое дело. Пароль — забор крови, ответ — калитка. Пойдет? Ева, я тут! Подь сюда. Знакомься: старший мастер паровозного депо, где произошла авария. Наш парово-оз вперёд лети, в комму-уне остановка.