Р. Лафферти - Сборник рассказов

Славу Лафферти принесли рассказы, а не романы — еще одна из длинного списка его странностей в мире англоязычной НФ. Рассказ "Плотина Евремы" (1972) принес писателю его единственную высшую премию — «Хьюго» [16] Писатель разделил ее с Фредериком Полом и покойным Сирилом Корнблатом — соавторами другого премированного рассказа, «Встреча». Кроме того, на премию «Пебьюла» номинировались "Долгая ночь со вторника на среду" и "Продолжение на следующем камне", а также романы "Властелин прошлого", "Четвертые резиденции" и "Дьявол мертв", а на Премию имени Филипа Дика — рассказ "Железные слезы". — Прим. авт. . А такие шедевры научно-фантастической короткой формы, как хорошо известные читателям "Долгая ночь со вторника на среду", "Планета Камирои", "Вначале был костыль", а также "Продолжение на следующем камне", стали украшением не одного десятка антологий.

Сам Лафферти охотно и подробно говорил о своем отношении к романам и рассказам. Позволю себе длинную цитату — пусть сам автор хоть частично облегчит критику нелегкую задачу анализа произведений Лафферти: "Мои романы, которые я писал с большой натугой, получили намного больше читательского и критического внимания, чем мои рассказы, которые сочинялись как бы сами по себе, без моего участия. Тем не менее рассказы представляются мне куда значительнее, чем романы… Я исповедую ту теорию (считая ее безусловно истинной), что хорошие рассказы пишутся сами, иначе говоря, они являются независимыми и представляют собой какие-то сущности (или даже живых существ), которые время от времени являются людям. Иногда это люди, обладающие свойством резонировать на все необычное, что им является и что проникает в них помимо их воли; как раз с помощью таких людей эти неведомые нам сущности проявляют себя — так и остальные узнают об их существовании. Вы уже догадались, что эти «резонантные» люди называются писателями. И я не могу не испытывать радости оттого, что несколько таких рассказов-сущностей когда-то явились не кому-нибудь, а именно мне.

В жизни каждого человека случается не так уж много действительно ярких встреч с чем-то абсолютным, совершенным. Я лишь однажды встретился "лицом к лицу" с горной львицей — и это стало для меня открытием. Лишь однажды видел, как кит выпрыгивает из океанских волн. Лишь раз наблюдал за рогатым горным козлом на краю скалы. Лишь раз любовался розовым фламинго в полете… И лишь по разу встречался с каждой из тех сотен удивительных сущностей-историй, которые и стали впоследствии моими напечатанными рассказами. Они приходили ко мне столь же незаметно и непредсказуемо — и производили в моей душе такой же переворот, — как и та львица, и тот фламинго… Я верю, что существует Вселенское Бессознательное, которое подобно пещере Али-Бабы, освещенной 999 светильниками, существует во всех людях и прочих тварях. И вот каменные глыбы, закрывавшие пещеру, внезапно открываются перед вами, и вас ждет встреча с необычным, ужасным, прекрасным или смешным… Тот, кому посчастливилось заглянуть в пещеру и повстречаться с ее диковинами, не может вечно держать это новое знание — или откровение — внутри себя. И тогда начинается поиск людей, с которыми хочется разделить удивительное открытие".

Рассказы Лафферти только маскируются под "простые и легкочитаемые истории" — в них всегда полно вторых планов и скрытых смыслов, которые легче всего теряются в переводах. И хотя лишь немногие из его произведений точно ложатся в рыночный трафарет science fiction story, no сути, ни один рассказ Лафферти не может быть назван и реалистическим — даже тот, в котором, на первый взгляд, не происходит ничего фантастического. Если это реализм — то особый, магический, сродни прозе Маркеса, Борхеса, Касареса и других мастеров латиноамериканской прозы. В причудливой вселенной Лафферти все не так, как в нашем мире, даже если рассказ писателя и был опубликован под ярлычком mainstream. Потому что Лафферти — фантазер в душе, а не холодный ремесленник, пишущий фантастику. А еще он — заразительный юморист, хотя и не сказать, что светлый и легкий. И изощренный мифотворец. И глубокий, не без религиозной истовости, философ. И отличный стилист и рассказчик.

Писал Лафферти и традиционную НФ, если под этим понимать самое популярное пространство-время этой литературы — будущее и иные миры. Другое дело, как именно писатель использует уже порядком затоптанный в фантастике «футурокосмический» полигон. Взять, к примеру, роман "Космический морской запев" (1968). Внешне это традиционная космическая опера, однако эрудированный читатель легко обнаружит здесь остроумный и парадоксальный пересказ гомеровской «Одиссеи». А несколько рутинная сюжетная завязка романа "Анналы Клепсиса" (1983) — историк прибывает на другую планету для сбора научной информации — неожиданно оборачивается сложной и многоплановой философски-религиозной притчей: ученый обнаруживает, что никакой «истории» в этом мире пока нет, а окружающая его реальность — лишь прелюдия к истинному "началу времен", которое произойдет по воле Создателя Вселенной.

Слова «религия» и «Создатель» упомянуты не ради красного словца. Самый известный роман Лафферти — "Властелин прошлого" (1968) — не только и не столько история великого гуманиста и основоположника литературной утопии сэра Томаса Мора, которого некие силы «извлекли» из прошлого и послали возглавить правительство на далекой планете (тоже претендующей на звание "утопической"). Лафферти более волнует образ великого религиозного упрямца Томаса Мора, "человека на все времена", который, как и герой Стругацких, не воспользовался подаренной ему "попыткой к бегству". И снова с той же последовательностью готов заплатить жизнью за свою свободу — свободу совести. Если кто забыл: Мора казнили не за "социалистическую утопию", а за отказ публично признать право короля на развод и повторный брак. И даже не за критику этого поступка, греховного, с точки зрения всякого уважающего себя католика, а всего лишь за «преступное» молчание…

Религиозные мотивы присутствуют и в других романах Лафферти. Неудачей заканчиваются попытки инопланетных «мессий» утвердить гуманность на нашей «падшей» планете в "Рифах Земли" (1968) и в более поздней «Аврелии» (1982); а в пиротехнической философской притче "Четвертые резиденции" (1969) извечная битва Добра и Зла все еще продолжается — с переменным успехом и неясным финалом. И даже в цикле произведений об Институте Нечистой Науки (многие из них собраны в книгах "Прибыв в Эстервайн: автобиография машины Ктистек" и "Элегантным взором: рассказы об Астро и о людях, которые знают все"), внешне совсем не похожих на тяжеловесные морально-назидательные притчи, в самом названии места действия заложена главная моральная проблема, мучившая Лафферти всю жизнь — проблема взаимоотношений науки и этики.