Д Константиновский - Ошибка создателя

Я выполнил его просьбу. Тогда он, наконец, зашептал дальше:

- Так вот, эти последние автоматы, я имею в виду серию "А"...

- Ближе к делу, прошу тебя!

- Они сделаны в последнее время и...

- Ты долго будешь тянуть?

- Словом, серия "А" корнупликировалась с одной нашей новой сотрудницы. Ее зовут Клер.

- Фревиль, ты покраснел!

- Ничего подобного.

- Клянусь, старик, это твоя идея - корнупликировать с Клер!

- Но никто этого не заметил, - пробормотал Фревиль. - Решение было принято как бы без моего участия...

- Ну, хорошо. Это очень важно. И успокойся. Я никому ничего не скажу... А прежняя серия?

- Вот уж этого я не помню. Я, честное слово, пытался вспомнить. Вероятнее всего, что я никогда и не знал. Это меня не слишком интересовало, ты же понимаешь.

- А я знаю.

- Юрков, что ты говоришь? Ты понимаешь, что ты говоришь? Кто-то передал тебе этот секрет Отдела?

- Нет. Но я знаю. Старые роботы копировались с Армана!

И я помчался в порт.

Конечно, конечно! Нужно ли упоминать об этом? Вылет был отложен...

Я проводил время за чтением книги:

"Мои математические познания оказали мне большую услугу в освоении их фразеологии, заимствованной в значительной степени из математики и музыки; ибо я немного знаком также и с музыкой. Все их идеи непрестанно вращаются около линий и фигур. Если они хотят, например, восхвалить красоту женщины или какого-нибудь животного, они непременно опишут ее при помощи ромбов, окружностей, параллелограммов, эллипсов и других геометрических терминов или же заимствованных из музыки, перечислять которые здесь ни к чему. В королевской кухне я видел всевозможные математические и музыкальные инструменты, по образцу которых повара режут жаркое для стола его величества. 4 Дома лапутян построены очень скверно; стены поставлены криво, во всем здании нельзя найти ни одного прямого угла; эти недостатки объясняются презрительным их отношением к прикладной геометрии, которую они считают наукой вульгарной и ремесленной; указания, которые они делают, слишком утонченны и недоступны для рабочих, что служит источником беспрестанных ошибок. И хотя они довольно искусно владеют на бумаге линейкой и циркулем, однако что касается обыкновенных повседневных действий, то я не встречал других таких неловких и неуклюжих и косолапых людей, столь тугих на понимание всего, что не касается математики,и музыки. Они очень плохо рассуждают и всегда с запальчивостью возражают, кроме тех случаев, когда они бывают правы, что наблюдается очень редко. Воображение, фантазия и изобретательность совершенно чужды этим людям, в языке которых даже нет слов для обозйачения этих душевных способностей, и вся их умственная деятельность заключена в границах двух упомянутых наук.

Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом. Но меня более всего поразила, и я никак не мог объяснить ее, замеченная мной у них сильная наклонность говорить на политические темы, делиться и постоянно обсуждать государственные дела, внося в эти обсуждения необыкновенную страстность. Впрочем, ту же наклонность я заметил и у большинства европейских математиков, хотя никогда не мог найти ничего общего между математикой и политикой; разве только основываясь на том, что маленький круг имеет столько же градусов, как и самый большой, они предполагают, что и управление миром требует не большего искусства, чем какое необходимо для управления и поворачивания глобусом. Но я думаю, что эта наклонность обусловлена скорее весьма распространенной человеческой слабостью, побуждающей нас больше всего интересоваться и заниматься вещами, которые имеют к нам наименьшее касательство и к пониманию которых мы меньше всего подготовлены нашими знаниями и природными способностями.

Лапутяне находятся в вечной тревоге и ни одной минуты не наслаждаются душевным спокойствием, причем их треволнения происходят от причин, которые не производят почти никакого действия на остальных смертных. И в самом деле, страх у них вызывается различными изменениями, которые, по их мнению, происходят в небесных телах. Так, например, они боятся, что земля, вследствие постоянного приближения к солнцу, со временем будет поглощена и уничтожена последним; что поверхность солнца постепенно покроется его собственными извержениями и не будет больше давать ни света, ни тепла; что земля едва ускользнула от удара хвоста последней кометы, который, несомненно, превратил бы ее в пепел, и что будущая комета, появление которой, по их вычислениям, ожидается через тридцать один год, по всей вероятности, уничтожит землю, ибо если эта комета в своем перигелии приблизится на определенное расстояние к солнцу (чего заставляют опасаться вычисления), то она получит от него теплоты в десять тысяч раз больше, чем ее содержится в раскаленном докрасна железе, и, удаляясь от солнца, унесет за собой огненный хвост длиною в миллион четырнадцать миль; и если земля пройдет сквозь него на расстоянии ста тысяч миль от ядра или главного тела кометы, то во время этого прохождения она должна будет воспламениться и обратиться в пепел. Лапутяне боятся далее, что солнце, изливая ежедневно свои лучи без всякого возмещения этой потери, в конце концов целиком сгорит и уничтожится, что необходимо повлечет за собой разрушение земли и всех планет, получающих от него свой свет".

13. Рассказывает Фревиль

Поздним вечером я подкарауливал своего нового знакомого в баре. Едва ли мне удалось качественно разыграть нечаянную встречу, когда он, наконец, появился; однако состояние его было уже таково, что больших актерских усилий с моей стороны и не потребовалось.

Я обрадовался тому, что он, по крайней мере, узнал меня. Это уже было достижением.

Итак, я напомнил ему о себе. Мы сели и сделали заказ при этом австриец посмотрел очень сурово (его племянник компрометировал его же заведение). Я постарался втолковать новому знакомому, что он мне давал некое недвусмысленное обещание.

- А, да! - вспомнил он.

И умолк.

Я должен был подталкивать его, чтобы он хоть как-нибудь продвигался вперед!

- Помню, помню... - произнес он наконец. - Кто у вас там заведует лабораторией?

- Фревиль, - тихо, краснея, сказал я.

- Кто, кто?

Я прокашлялся и повторил громче.

Он как-то странно посмотрел на меня:

- Да ну?

Я не знал, что сказать.

- Нет... - проговорил он.

Я молчал. Я уж и сам стал сомневаться.

Однако приятель мой неожиданно сказал:

- Ну, друг, ты на меня не обижайся. Это я так... Ладно.

Я вздохнул с облегчением и на секунду прикрыл глаза.

- Там у вас задачка какая-то была. Весьма хитрая задачка. Не помнишь, как формулируется?..