Д Константиновский - Ошибка создателя

Эта махина коснулась стены, и в углу осыпалась краска.

Надя нервничала, - она боялась его. Мне тоже стало не по себе: поведение робота было опасным.

Короткая лунная история знавала и такие случаи, когда в роботов намеренно вводились программы агрессивного поведения...

- Ступай в свой отсек!

- Я должен войти.

У меня в комнате был маленький пульт внутренней связи. Я показал Надежде на пульт, и она поняла меня.

Она тихо набрала 77-48А и сказала вполголоса:

- Ты где?

- Я возле двери Юркова, - ответил робот. - Он не впускает меня. У меня сообщение. Важное сообщение.

Это несколько меняло дело, но поведение робота попрежнему оставалось опасным. Какими важными сообщениями он мог располагать?

- Жду тебя в твоем отсеке, - сказала Надежда. - Может, придешь?

- Иду, - ответил робот, и мы услышали, как он затопал вниз по стальной лестнице.

Надя набросила куртку на плечи:

- Я должна выполнять обещания. Не скучай, я скоро вернусь.

Но я отобрал у нее куртку. Проследив по пульту, что робот ушел в свой отсек, я нашел кнопку двигателя аварийной ширмы.

Бетонная стена с гулом опустилась на фундамент Станции, отделив жилые помещения от тех, где помещались роботы.

Затем я набрал 77-48А:

- Ты приходил ко мне?

- Да. Приходил. У меня сообщение. Важное сообщение.

- Сегодня никто из людей не будет говорить с тобой. Утром увидимся.

- Важное сообщение... - повторил робот. Я отключил связь.

Ну какие у него могут быть важные сообщения?

Потом я достал книгу. Надя прикрыла глаза, а я подложил под спину подушку, чтобы устроиться поудобнее, и начал читать вслух:

"Едва я высадился на остров, как меня окружила толпа народа; стоящие ко мне поближе, по-видимому, принадлежали к высшему классу. Все рассматривали меня со знаками величайшего удивления; но и сам я не был у них в долгу в этом отношении, потому что мне никогда не приходилось видеть смертных, которые бы так поражали своей фигурой, одеждой и наружностью. У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой вверх к зениту. Их верхняя одежда была украшена изображениями скрипки, флейты, арфы, трубы, гитары, клавикордов и многих других музыкальных инструментов, не известных в Европе. Я заметил поодаль множество людей в одежде слуг с наполненными воздухом пузырями, прикрепленными наподобие бичей к концам коротких палок, которые они держали в руках. Как мне сообщили потом, в каждом пузыре находится сухой горох или мелкие камешки.

Этими пузырями они время от времени хлопали по губам или ушам лиц, стоящих подле них, значение каковых действий я сначала не понимал. По-видимому, умы этих людей так поглощены напряженными размышлениями, что они не способны ни говорить, ни слушать речи собеседников, пока их внимание не привлечено каким-нибудь внешним воздействием на органы речи и слуха; вот почему люди достаточные содержат всегда в числе прислуги одного так называемого e+./ +li(* (по-туземномуК/^АЙМЕНОЛЕ) и без него никогда не выходят из дому и не делают визитов. Обязанность такого слуги заключается в том, что при встрече двух, трех или большего числа лиц он должен слегка хлопать по губам того, кому следует говорить, и по правому уху того или тех, к кому говорящий обращается. Этот хлопальщик равным образом должен неизменно сопровождать своего господина в его прогулках и в случае надобности легонько хлопать его по глазам, так как тот всегда бывает настолько погружен в размышления, что на каждом шагу подвергается опасности упасть в яму или стукнуться головой о столб, а на улице - сбивать с ног прохожих или самому очутиться в канаве".

3. Рассказывает Фревиль

Я потратил все утро на то, чтобы разыскать Армана!

Он определенно скрывался.

Меня удивляет, что у многих людей существует весьма стойкое представление о структуре Отдела как о строго детерминированной системе, легко управляемой во всех звеньях и на всех уровнях. На самом же деле можно придумать все что угодно - даже превратить Академию наук в Департамент науки, по-прежнему руководитель лаборатории не будет знать о судьбе подписанных им к печати работ, а своего собственного сотрудника ему по-прежнему придется разыскивать часами...

В конце концов Арман все же появился у меня. Ну и что?

Удалось ли мне узнать у него что-либо новое? Он молчал. А если и говорил - в его словах был нуль информации. Я потребовал, чтобы он принес мне ту работу, которая стояла в плане под номером семь; я не выговаривал ему - просто сказал: хочу познакомиться с этой работой. Арман обещал, но мне ясно было - он не станет спешить.

Да, так-то вот... Я уж даже, под конец разговора, пожаловался Арману, так я был расстроен, - ему же и пожаловался, на то, что меня совершенно подавляет моя должность, я хотел бы переложить ее на вполне надежного человека, которому я мог бы довериться, тогда бы мне удалось, наконец, вернуться к науке... Тут я заметил, как у Армана порозовели щеки; я остановил себя, мне вдруг пришло в голову, что Арман мог принять мою нечаянную жалобу за деловое обещание; я застыдился этого своего соображения, однако все же поспешил повернуть разговор:

- Мне, знаете ли, открылись в последние годы две весьма важные истины. Вот истина "а": в рабочее время невозможно что-либо сделать, все часы и все силы уходят на выполнение ролевых функций. Истина "б": в Отделе вообще нет возможности сосредоточиться; чтобы по-настоящему заняться теорией, приходится уезжать куда-нибудь, хотя бы и ненадолго, иного выхода нет!

Я говорил искренно; Арман кивал, однако мне показалось, что он думает о другом...

Быстро смяв разговор, я отослал Армана по какому-то незначительному делу.

Затем я имел беседу с Берто, который зашел проститься.

Признаюсь, я был удивлен. Я полагал, что он уже улетел. Он, повидимому, так и понял то выражение лица, с которым я его встретил.

Во всяком случае, он попытался объяснить свою задержку. Он сказал - в очень неясных выражениях, правда, - что хотел вот, видите ли, попрощаться со мной, поговорить на прощание и тому подобное. Само собой разумеется, я пытался, как мог, замять свою оплошность и всячески старался показать, что всегда, когда улыбаюсь, лицо мое имеет удивленное выражение. В бессмысленной вежливой суете мы потеряли около часу. Должно быть, я сам (из-за удивления в первую минуту) был виноват в том, что он не рассказал нечто важное, из-за чего пропустил вчерашний рейс межпланетной ракеты... Я умирал от любопытства, но не мог же я заявить ему - давайте-ка выкладывайте, какого черта вы тут торчите лишний день, зачем я вам понадобился, в чем дело, и вообще - почему все-таки вы уезжаете...

После ухода Берто я спешно проглотил успокоительную таблетку.

Арман что-то скрывает, и Берто о чем-то умалчивает... Не может быть, чтобы тут не оказалось какойнибудь связи, хотя бы и косвенной.