Олег Корабельников - Надолго, может, навсегда

Она молча поставила перед ним чашку, придвинула варенье, извинилась и вышла. Он прихлебывал чай и прислушивался к голосам детей. Они не заходили на кухню, и он знал, что это она запретила, а сейчас, наверное, она проверяет их домашние задания. Так было всегда.

"Скорая" не ехала. Болела нога. Капала вода из крана. Было неловко сидеть в чужом доме, но встать и уйти он не мог. Допил чай и молча поглаживал больную ногу. Она вернулась через полчаса, посетовала на врачей и села напротив, налив себе чаю.

Вот так же они сидели и тогда, в последнюю минуту четверга, сменившегося бесконечной пятницей. Все было таким же. Только Климов другим. Он усмехнулся, вспомнив тот вечер, и посмотрел ей прямо в глаза. Она не отвела взгляда и тоже улыбнулась краешком губ.

- К чему этот маскарад, Климов? - вдруг спросила она.

- Да так, - сказал он и рассмеялся, чтобы скрыть смущение.

- Неужели ты думаешь, что я тебя не узнаю? Еще в автобусе... Эх ты, кукушонок.

- Я стал другим.

- Да, похорошел. В тебя можно и влюбиться. Но при чем здесь я?

- Дело не во внешности. Я вообще стал другим. Я стал таким, каким ты хочешь.

- А откуда ты знаешь, что я хочу? Что ты вообще знаешь обо мне? Разве тебя интересует кто-то другой, кроме самого себя?

- Я стал другим, - повторил он. - Ты можешь легко убедиться.

- А я не хочу убеждаться, Климов. Ты мне не нужен, и это все, что я хочу. Нелепо же начинать все сначала. Для чего же тогда разводиться?

- Можно ошибиться. Потом понять.

- Я, Климов, никогда не ошибаюсь. И никогда не меняю своих решений. Пора бы знать. Десять лет прожили.

- Да, собственно говоря, я и не буду тебя ни о чем просить. Я хотел быть нужным тебе и поэтому изменился. Но сейчас я и сам не знаю, хочу ли все начинать сначала или нет. Но скорее всего - нет... Послушай, ведь тебе нелегко с двумя детьми. Почему ты отвергаешь мою помощь?

- Нелегко, - созналась она. - Но с твоей помощью было бы еще труднее.

- Ты не думаешь о замужестве?

- Климов! - усмехнулась она. - Не задавай глупых вопросов. Я ни в ком не нуждаюсь. И добровольно взваливать на себя очередной груз никогда не соглашусь.

- Одиночество - жизнь без зеркал? - вспомнил он.

- А я не одинока. Глупо же связывать одиночество только с отсутствием мужа или жены. У меня есть дети, есть работа, есть я сама, в конце концов, мне с собой не скучно.

- Понимаю, - сказал Климов. - Раньше бы не понял, а теперь понимаю. Лишь слабый страдает от одиночества. Слабый всегда одинок. Право же, мне противно вспоминать самого себя.

- Я рада за тебя, Климов. Вот видишь, ты считал, что я причинила тебе зло, а оно обернулось добром.

- Диалектика! - засмеялся Климов и сам налил себе чаю.

- Семья распадается, Климов, это не мы придумали и не нам решать эту проблему.

- Люди разобщаются.

- Неправда. Люди осознают себя сильными и свободными. Идет великая борьба за независимость. Слабые гибнут, сильные выживают.

- Ницшеанка, - поморщился Климов. - Социал-дарвинистка.

- Нет, милый, я материалист и диалектик.

- Свести бы тебя с моим соседом. Хочешь, познакомлю? Великий диалектик!

- Не стоит. Мы все и так соседи.

- Ты изобрела новый лозунг: человек человеку сосед?

- Ну вот, научился иронизировать. Поздравляю. Земля маленькая, Климов, и если мы не будем относиться друг к другу, как добрые соседи, то ничего у нас не получится.

- Вот и будь мне доброй соседкой. Докажи на примере.

- А я тебе зла не желаю. Если нужна моя помощь, то помогу. Но только я сама решу, нужна или не нужна моя помощь. Если ты просто слаб, не можешь или не хочешь справиться со своей бедой, то я пройду мимо. Если ты обратишься ко мне как равный к равной, как свободный к свободному - я остановлюсь. Но паразитировать на себе никому и никогда не позволю.

- Я понимаю. Раньше я думал, что это жестокость. Но это и есть доброта. Диалектическое добро, если хочешь.

- Да, ты стал мудрее. Пожалуй, я вычеркну тебя из списка умерших. С воскрешением тебя, Климов!

- Слушай, давай учредим свой маленький праздник. День независимости день нашего развода.

- Это забавно. С аллегорическим разрыванием гименеевых цепей? С распиливанием брачного ложа?

- Все это хорошо... Но как твоя теория поможет детям? Им нужен отец. Я сам рос без отца и знаю, как это тяжело... Им нужен не сосед, а отец и мать. Это же так просто. Ты подумай. Ты умная.

- Я подумаю. Я умная, - согласилась она и пошла открывать дверь.

Приехала "скорая помощь". Веселый врач ощупал ногу Климова, сказал, что все это ерунда, посоветовал прикладывать холод, а потом тепло и согласился подвезти до ближайшей стоянки такси.

- Я приеду, - сказал Климов с порога. - А ты подумай.

- Приходи. Я подумаю, - и махнула рукой, и даже улыбнулась на прощание.

Он ехал домой и думал о том, что впервые одержал хоть маленькую, но победу или, по крайней мере, - ничью, и еще неизвестно - кто кого. Но дома его ждала Люся, недобрая и неумная, и на душе становилось все тяжелее.

Хромая и путаясь в развешанных простынях, он прошел по коридору коммуналки и, выдохнув воздух, открыл дверь в свою комнату. Люси не было. Он облегченно вздохнул, разделся и увидел на столе листок бумаги, покрытый крупным почерком. Она писала, что Климов негодяй, что он жестоко поплатится за свою измену, что она сегодня же ночью отомстит ему и не с кем-нибудь, а с Терентьевым, с которым она и без того давно была связана, и что хочет Климов или не хочет, но ему придется жениться на ней, потому что она ждет ребенка от него, а по нынешним законам и с помощью общественности... И так далее, на обеих сторонах.

Климов дочитал до конца и открыл холодильник. Хотелось есть. Передвигаться по комнате было больно, и он подумал, что неплохо бы научиться летать, чтобы не так болела нога.

Он надел два теплых свитера, замотал шею шарфом, завязал шапку под подбородком, застегнул пальто на все пуговицы и натянул валенки.

- Эй, сосед! - сказал он громко. - Хватит дрыхнуть. Давай полетаем! Поищем солнце, очень уж здесь темно.

Наверху не ответили, потом раздался знакомый звук - будто рассыпали бильярдные шары. И снова - тихо.

- Ты что, не слышишь? - спросил Климов.

- Да погоди ты, - раздался недовольный голос. - Сейчас, галоши найду.

- Зачем галоши зимой? - удивился Климов.

- Ничуть не поумнел, - проворчал сосед. - Учишь его, учишь... Здесь зима, а где-то осень. Всегда так бывает - ищешь солнце, попадаешь под дождь. И наоборот.

- Так ты и зонтик возьми!

- И возьму. Думаешь, сам не догадаюсь?

Замерзшее окно открылось с трудом. Холодный ветер хлестнул мелким снегом. Город засыпал, и постепенно, по одному, гасли огни в соседних домах.

Климов встал во весь рост на подоконнике, сложил руки рупором и громко прокричал:

- Эй! Это я, Климов! Я-я-я!

От громкого крика дрогнули провода, натянутые против окна, и с них посыпался иней. Мягкими серыми хлопьями он падал вниз, обнажая тугую стальную сердцевину, по которой стремительно летел невидимый ток.