Василий Щепетнёв - Хроники Навь-Города

Короб, и без того нелегкий, сейчас просто гнул к земле. Он остановился, переводя дух, и в который уже раз обругал себя за жадность.

Ну отняли бы товар, разве впервой? Зато жизнь почти наверное осталась бы при нем. А теперь — пропадай со всем добром, пропадай, жадный бродячий торговец Луу-Кин, в гордыне и глупости возжелавший сохранить барыш. Богачества захотел, простак.

Это от усталости, усталости и голода приходят в голову недостойные свободного человека мысли. Нужно отдохнуть и подкрепиться.

Он осмотрелся. Вон там, чуть подальше, очень удобное для привала местечко — кустарник густой, скроет от чужого глаза.

Сойдя с дороги, Луу-Кин миновал полянку. Кустарник действительно оказался густым, прохлада тени — лучшая приправа к любому блюду.

А блюдо ох как нуждалось в приправе: кусочек вяленого мяса, вот и все. Нет, еще три глотка горьковатого отвара из фляги. Фляга и сама была товаром, и травка, на которой готовился отвар, — тоже. Ничего фляге не станет, а травки ушло — крохотную щепоть, зато бодрости прибавляет на три горсти. А бодрость ему нужна, ох как нужна.

Луу перевел дух.

Удача ему нужна, а не бодрость. Такого товара в коробе, похоже, не отыскать.

Он решил немножечко посидеть. Подумать. Ну, вдруг умная мысль в голову и набредет?

Набредали же мысли грустные. Насчет жадности. Идти, зная, что придется отдать короб? Так он уже его раз отдавал, взамен жизни. Получается, отдавал годы труда, все одно, что внезапно попал в рабство. Еще раз начинать сызнова не хватит ни сил, ни воли. А если и хватит, где раздобыть денег? В сегодняшний товар вложилось все, что у него было, да еще призанял малость. Малость-то малость, но возвращать нужно. Иначе — обреют голову и ступай в холопы, пока не вернешь долг. То есть — навсегда. Правда, можно перезанять…

Луу припал к земле, прижал ухо. Топот, мерный топот. Кто-то идет по дороге. Интересно, кто. Очень интересно.

Он приподнялся и, чуть раздвинув кустарник, уставился на дорогу.

Ждать пришлось недолго.

Одинокий всадник в этих местах — все равно что одинокий коробейник. Но нет, едет смело, то ли от великой отваги, то ли по глупости. Рыцарь, и рыцарь не бедный. Богатый. Очень богатый, если не в латы закован, а носит шкуру дракона. И тур тоже покрыт этой шкурой, даже ноги, чтобы никто не подсек, не перерезал жилы.

Такому рыцарю весь короб Луу — тьфу, мелочь. Правда, есть рыцари, что и мелочью не брезгают. Из какого он дома?

Он поискал глазами щит, стараясь рассмотреть герб.

Но щита у рыцаря не было. Может, за спину закинул?

Рыцарь поравнялся с кустарником, двинул дальше.

Нет, за спиной только плащ.

Это был Рыцарь Без Щита.

Нужно будет внимательнее перетряхнуть короб: похоже, удача там все-таки есть.

Луу накинул лямки на плечи, подхватил посох, медленно поднялся, медленно пошел сквозь кусты.

— Добрый человек! Добрый человек! — кричал он, но кричал негромко и радостно. Пусть услышат, что сам он — абсолютно безвредный, безопасный торговец, которого можно и нужно — пожалеть.

Рыцарь остановил тура, обернулся.

— А-а! Гляди, Бышка, вот он, Тот, Кто Сидит В Кустах! А ты тревожился…

Тур только фыркнул.

— Дозвольте приблизиться, добрый человек!

— Дозволим, а? Иначе подойдет без дозволения, и что тогда?

Тур наклонил голову. Рога его сверкнули на солнце, показывая, «что тогда».

— Успокойся, Бышка, успокойся. А ты, Сидящий В Кустах, приближайся.

— Я… Я просто отдыхал. Я мирный торговец, принес издалека немного диковинок, не встречающихся в здешних местах, и, если доблестному рыцарю будет только угодно взглянуть, я с превеликим удовольствием…

— Мирный торговец? Это хорошо. Мирных торговцев мы любим и привечаем. Вот только времени у меня нет рассматривать твой товар.

— Если доблестный рыцарь торопится, я с удовольствием буду ждать удобного момента. Где-нибудь на привале, на постоялом дворе, в любом подходящем месте…

— На постоялом дворе? Ну хорошо, можешь идти со мной.

Повезло! Повезло невероятно — рыцарь позволил присоединиться к нему. Теперь он под охраной!

Тур шел быстро, но Луу-Кин был на ногу скор, трусил вслед и радовался, что загодя пил отвар бодрости. Вот она, щедрость, и сказалась.

Через час весу в коробе прибавилось вдвое — так ему мнилось. Верно, удача тянет. Фунтов сорок весит, не меньше. Но травка действовала без обману, ноги — несли, и только пот лез и лез в глаза, успевай отирать.

Река дала знать о себе издалека, но показываться не спешила — прибавилось мошки, землица под ногами сделалась сырою. Наконец, открылась.

— С позволения сказать, брод будет чуть ниже, — Луу захотелось стать полезным, а то, неровен час, рыцарь позабудет о мирном торговце.

— Ну, ниже так ниже…

Дожди шли беспрестанно до третьего дня и река напиталась, потучнела, берега стали тесны. Куда разметаться? Пологий берег принял реку к себе, а с нею и сырость, и ужаков, что раз за разом переползали дорогу. Ужаков Луу не любил — хоть и безвредные, а и бесполезные тож. Или нет под небом совсем бесполезной твари? Может, ужак ест какую-нибудь кусачую мошку и тем облегчает его, Луу, жизнь? А все-таки — противные.

Толстые. Дай время — начнут не мошку — мирных торговцев глотать. В Ра-Амони тоже поначалу думал — ужаки…

Они подошли к самой воде.

— Как, Бышка, пойдем?

Тур опустил голову, принюхиваясь. Рыцарь спешился, предоставляя туру полную свободу.

— Не хочешь?

Тур ударил копытом — раз, другой. А подковы на копытах — те еще. Боевые подковы.

— Есть такое слово, Бышка, — надо. Летать мы не умеем, так что придется — вброд. Ты, мирный торговец, держись позади, потому как берег тот — крутой…

Ведя тура на поводу, рыцарь осторожно вступил в реку. Тур шел неохотно, но — шел.

Луу поставил короб на голову. Хоть и завернуто все в пузыри, а лучше б не мочить.

Вода холодная. И мутная. Вцепится жженка, заползет под кожу, потом доставай…

Обычно вода достигала пояса, но сейчас подступила к груди, к шее. Этак и плыть придется…

Опасения оказались пустыми — вот уже опять по грудь, вот по пояс, а вот и конец реки. Подъем крутой, скользкий.

Внезапно тур остановился.

— Что, Бышка, и ты учуял? Ничего, как-нибудь. Эй, мирный торговец, не плошай!

— Что, доблестный рыцарь? — переспросил Луу-Кин.

Но отвечать рыцарю было недосуг.

Подъем вел сквозь дубраву, деревья росли совсем рядом от дороги. Тесное место. Нехорошее место.

Нехорошие люди.

Нет, не люди — муты. Еще хуже. От мутов откупиться просто невозможно.

Их было шестеро — по трое с каждой стороны. Едва прикрытые волчьими шкурами, с дубинами наперевес, они обступали рыцаря, ожидая сигнала вожака.