Алексей Корепанов - На чужом поле

больничные кровати с белыми квадратными плоскими подушками. Одеяла, правда, остались зелеными. Кое-кто продолжал спать, кое-кто сидел, опустив ноги на пол, кое-кто прогуливался босиком по голубому полу вдоль зеленых шкафов. Задумчиво бредущий мимо мужчина в длинном халате рассеянно посмотрел на меня и кивнул.

- Здравствуйте, - машинально пробормотал я.

На его шее, чуть ниже правого уха, виднелось круглое коричневое родимое пятно величиной с копеечную монету. Точно такое же, как у меня. Я направился к своей кровати, кивая на ходу другим блондинам, а они говорили: "Привет! ", "Ожил-таки", "Выкарабкался, парень", - я направился к кровати, разглядывая их шеи, и заметил еще одно родимое пятно. И еще. И еще...

Я сел на кровать, скрипнувшую сеткой, закрыл глаза и принялся монотонно покачиваться. Вперед - низкие лежаки, назад - сухощавая блондинка, вперед - четыреста двенадцатый год династии, назад - больничные кровати, вперед - родимые пятна...

Кто-то тронул меня за плечо, спросил участливо:

- Эй, тебе плохо?

В ответ я только помотал головой, еще крепче зажмурился и продолжал свое нехитрое занятие.

Кровати, вероятно, не могли здесь появиться, пока я отсутствовал. Значит, они здесь и не появлялись. Значит, их здесь и не было.

Предметы на столике сиделки стали телефоном, будильником и зажигалкой чуть ли не на моих глазах. Возможно, они и выполняли функции телефона, будильника и зажигалки до своего превращения, но форма их была для меня, Игоря Губарева, непривычной. А потом стала привычной. И непривычные лежаки без спинок превратились в привычные больничные кровати...

У Шекли есть замечательная повесть "Обмен Разумов". Совсем недавно, в апреле или начале мая, побывал у меня в гостях наш начинающий фантаст, непременный участник школьного литкружка Леша Вергиенко и взял почитать красный томик Шекли с полумесяцем на обложке, что-то из Брэдбери, Струцацких и Биленкина. И я потом перечитал Шекли и еще раз насладился его юмором.

Так вот, есть там одна штука - "метафорическая деформация". Это когда необычайное воспринимается как обыденное. Говоря словами героя Шекли, "я могу подумать, что вижу корову, когда на самом деле предо мной альтаирец".

Фантастика, конечно, остается фантастикой - я-то ведь не был героем Шекли, - тем не менее подобное объяснение хоть на что-то годилось. По крайней мере, можно было считать, что дело здесь не в метаморфозах, происходящих в окружающем мире, а в моем восприятии. Что-то во мне, может быть даже по неведомой команде извне, заставляло меня видеть вещи более привычными, чем они были на самом деле. Поначалу этот механизм срабатывал не сразу, но впоследствии действовал почти безукоризненно, так что я до сих пор не знаю, что же на самом деле окружало меня. Впрочем, возможно, гипотеза моя абсолютно несостоятельна.

Разобраться с одинаковыми родимыми пятнами обитателей больничной палаты было сложней. Тем не менее, само их наличие говорило о том, что абсурд вовсе не такой уж абсурд. Абсурд получался со смыслом.

Я сидел и покачивался, вокруг тихо переговаривались, скрипели

кроватями, вздыхали. Так продолжалось до визита врача, шумно хлопнувшего дверью (отчего я открыл глаза) и зашагавшего прямо ко мне. Остальные разбрелись к своим кроватям. Белокурый толстяк в зеленом халате, со стандартным родимым пятном на массивной шее, был бородат и высок. Его серые прищуренные глаза некоторое время жестко обыскивали меня, потом русая борода шевельнулась и раздался неожиданно пронзительный голос, похожий на голос нашего завуча:

- Очухался, парень? - Врач цепко ухватил меня за руку, нащупывая пульс. - Та-ак. Часто с тобой такое бывает?

Я собрался неопределенно пожать плечами, но толстяк уже запрокинул мою голову и, наклонившись, исследовал глаза. От него приятно пахло чем-то мужественно-свежим. Каким-то лосьоном для настоящих мужчин.

- Та-ак, - повторил он и потрепал меня по плечу. - Ерунда, наследственное. С годами должно пройти. Только старайся не падать головой на твердое, не то заработаешь к тому же сотрясение мозга .- Он пронзительно засмеялся, выставив зеленый живот. - Три дня отдыхать, с женщинами ни в коем случае, а потом все можно. Так что порядок, парень! Плати за содержание - и до новых встреч.

Он опять засмеялся и обвел взором притихшую палату. Судя по всему, его не очень заботило мое здоровье.

- Мне платить нечем, - сказал я, когда он отсмеялся.

Это было правдой. Деньги с собой на прогулку в лесопосадку я не брал. И очень сомневался в том, что здесь подошли бы наши рубли.

- Та-ак! - грозно провозгласил толстяк. - Что ж,бывает. Значит, вычтем из жалованья. Документы есть? Где работаешь, кем, где живешь?

Мне показалось неуместным распространяться об уютном украинском городе среди степей, о нашей типовой школе в новом микрорайоне и о преподавании истории и обществоведения. Я ведь уже кое-что обдумал и прикинул, да и стоящее на дворе восьмое число третьего месяца четыреста какого-то года династии тоже о чем-то говорило.

Не получается у меня эта таинственность, потому что любому тут все уже понятно. Безусловно, я давно не сомневался, что пребываю совсем не в своем степном городе, выросшем вокруг крепости святой Елисаветы два столетия назад. Где я пребывал - это уже другой вопрос. Не мне бы, не постигшему еще азов, все это описывать, а Леше нашему Вергиенко, поднаторевшему в сочинениях на вольную тему и уже потихоньку теребящему разные солидные редакции. Каждый ведь хорош в своем ремесле... Впрочем, я опять начал растекаться по этому самому древу. Только всего и требуется, что написать: "Не помню, - ответил я".

Так вот и напишу.

- Не помню, - ответил я в тишине палаты, затаившей дыхание от любопытства. - Память отшибло.

Врач отстранился и грозным ликом своим стал схож с мозаичным Христом-Пантократором из монастыря Дафни под Афинами.

- Не помнишь? - оскорбленно изрек он и повел взглядом по безмолвной палате, призывая всех в свидетели. - А если тебя стражам передать? Посидишь там у них, отработаешь, сколько надо, и сразу вспомнишь. Уверяю, лучшее лекарство. Универсальное. Как на это смотришь, парень?

Я пожал плечами. Что мне еще оставалось делать?

Врач был ошеломлен моим жестом.

- Хорошо! - зловеще сказал он и грузно отбыл за дверь.

С его исчезновением палата задышала, заскрипела, заговорила.

- Беги, - посоветовал блондин с соседней кровати. - Беги, а то не выберешься. Я-то знаю...

- Направо по коридору, там будет дверь - и в лес! - приподнявшись на локте, подсказал другой.

- Беги, беги! - разом зашумели взволнованные голоса.

Я вскочил, быстро пересек палату, свернул по коридору направо, чуть не сбил с ног кого-то в зеленом халате и вылетел за дверь. Споткнулся, сделал кувырок наподобие каскадерских, и нырнул в кусты. Совершил довольно затяжной кросс по полого уходящей вниз пересеченной местности и остановился, чтобы отдышаться. Кое-какой опыт действий в подобных ситуациях я уже накопил за время, прошедшее с теплого июльского вечера, только в тех сценах из странного спектакля было физически легче. Словно там я был куклой, совершавшей определенные действия без особых усилий, а здесь (где, кстати, здесь?) вновь стал самим собой, то есть парнем двадцати восьми лет от роду, выше среднего роста, довольно крепко сбитым, но тем не менее обыкновенным парнем, не Чингачгуком и не десантником, парнем, который хотя и делает зарядку, но бегает по утрам только летом и не каждый день, а в футбол играет и вообще раз в неделю...