Алексей Корепанов - Марсианское диво

Если Флоренс говорила правду, и вошла внутрь Сфинкса именно здесь, то оставалось предположить, что неведомые технические устройства позаботились о смене декораций. Батлер еще раз подумал о том, что это именно они, астронавты Первой марсианской, являются причиной здешних перемен.

Фонарь освещал очень прочную на вид, непреодолимую каменную стену, с которой можно было справиться, наверное, только при наличии солидного количества взрывчатки, но уж никак не с помощью единственного имевшегося в наличии оружия – пистолета «магнум-супер»; хорошего пистолета, но бессильного против монолита.

Да, перед ареологом был именно монолит – цельный ровный камень без единой трещинки, обработанный неведомо какими инструментами. И на этой стене, на уровне лица Батлера, отчетливо вырисовывался знак размером с ладонь.

Ареолог подошел к самой стене и, подняв руку, провел пальцами по дугообразным гладким углублениям, прорезанным в камне – по верхнему… по нижнему… Потом ощупал глубокую круглую выемку, расположенную посредине, между смыкающимися дугами. Отступил на шаг, не отрывая взгляда от очередного намека (да что там намека – прямого указания!) на связь древнего Марса и древней Земли.

На стене красовалось изображение человеческого глаза с характерной извилиной, идущей чуть вверх из правого от астронавта уголка.

Уаджет – Око Гора. Символ глаз души, способных видеть скрытую суть вещей и явлений и распознавать добро и зло, истинное и ложное – как в собственном сердце, так и в сердцах других.

Известный, чуть ли не хрестоматийный миф времен Древнего Египта повествовал о том, как злой бог Сет вступил в схватку с богом-соколом Гором и вырвал у него левый глаз – символ луны; правый глаз – «глаз Ра» – был символом солнца. Но в дальнейшей борьбе Гор вернул лунный глаз, и отдал своему отцу, Осирису. Осирис проглотил Уаджет, получил новую жизнь и, передав египетский трон Гору, стал владыкой подземного царства. Уаджет, если верить «Книге мертвых», награждал вечной жизнью, защищал и отводил зло. Нарисованные и инкрустированные глаза вставлялись в прорези на личинах статуй, масок и антропоморфных гробов умерших, для того чтобы вернуть душу готовому к погребению телу во время ритуала «отверзания уст и очей».

Но зрачок этого Ока Гора, прорезанного в марсианском камне, был пустым… Или так и было задумано древними мастерами?

Ареолог любовался Уаджетом – перед ним находилось еще одно подтверждение того, что древнеегипетский бог-сокол имеет самое прямое отношение к Марсу. И было просто обидно, что вряд ли он, Алекс Батлер, сумеет поделиться этой уникальной информацией с широкими научными кругами, а также со всеми желающими…

Перемена произошла мгновенно. Темная выемка зеркально заблестела, и в ее вогнутом дне ареолог увидел свое маленькое искаженное перевернутое отражение. Отраженное пространство за спиной гротескного, но четкого подобия Батлера заполнилось лиловым светом, и возникли в этом мертвенном свете какие-то ажурные, геометрически правильные серебристые конструкции, напоминавшие то ли паутину, то ли кружева. Резко обернувшись, он вгляделся в глубину зала, откуда только что пришел, но не увидел там ничего необычного: ни лиловости, ни серебристых линий. В зале царил все тот же полумрак, слегка разбавленный рассеянным светом, источаемым стенами. Зеркало, внезапно возникшее на том месте, где должен был находиться зрачок лунного глаза Гора, отражало что-то не то… Если вообще речь шла о простом оптическом отражении.

Не очень надеясь, что разберется в очередном явлении из разряда здешних чудес, Батлер вновь повернул голову к Уаджету – как раз для того, чтобы наткнуться взглядом на багровую вспышку в зенице Ока Гора. Вспышка сопровождалась каким-то странным вибрирующим звуком; примерно в такой тональности, только гораздо тише, могла бы звучать не до конца натянутая басовая струна. Ареолог уже слышал нечто подобное в первую ночь на Марсе. Он почти инстинктивно присел и зажмурился, не зная, что может произойти в следующий момент.

Но ничего не произошло. Звук, от которого заныли все кости, резко оборвался, будто неведомый гитарист, спохватившись, прижал струну ладонью, – и пространство зала опять заполнила тишина.

Перед глазами плавали размытые багровые пятна – многочисленные подобия Уаджета, и звенело в ушах, даже не звенело, а пищало, причем этот писк все убыстрялся. Алекс осторожно взглянул на стену перед собой. Лунный глаз потух, и не осталось там, в круглой выемке, и осколка зеркальной поверхности.

«Фло!» – колоколом ударило в голове, мгновенно заглушив назойливый писк.

Астронавт торопливо выпрямился и быстрым шагом направился назад.

Он шагал, тяжело дыша, в тишине и полумраке, направив вперед свет фонаря, и в такт торопливым шагам стучало его сердце. Время от времени Батлер водил фонарем вдоль боковой стены и вскоре, по собственным расчетам, дошел до того места, где оставил Флоренс. Но ее там не оказалось.

Ареолог бросился дальше, продолжая обшаривать световым лучом все вокруг, – нанотехнолога нигде не было.

– Фло! – рупором приложив ладони ко рту, позвал он, понимая всю бесполезность собственного крика. – Фло-о!..

Звук его голоса ушел в пустоту, как в трясину.

Он опять остался в одиночестве…

И вот они показались в пространстве между рядами колонн – целая процессия. Желтые плащи попятились в сторону, к скамьям, – и Торнссон остался стоять в одиночестве перед пришедшими.

Вся делегация, включая сопровождение, состояла из полутора десятка человек. Воины шли полукольцом, сзади и с боков прикрывая представителей местной – скорее всего, религиозной – власти. Парни в эскорте были все как на подбор. («Небось, элитное подразделение подняли по тревоге», – подумал Свен.) Они были хоть и невелики ростом, но широкоплечи, с мощными торсами и мускулистыми ногами. («Видать, бегать вам приходится изрядно», – вновь отметил про себя пилот.) Одежда их состояла из коротких, гораздо выше коленей, распахнутых сероватых накидок, расшитых все теми же нефритовыми бусами, и набедренных повязок – белой тканой ленты, опоясывавшей живот и двумя длинными концами свисавшей спереди и сзади. На ногах воинов красовались расшитые наколенники, а вот обуви не было. Грудь каждого служителя отечества украшала разноцветная татуировка из всякого рода геометрических рисунков, причем у одних узоров было больше, а у других – гораздо меньше. Черные блестящие волосы воинов были зачесаны назад, в ушах покачивались серебристые квадратики, мягко поблескивая в свете факелов, запястья и лодыжки окольцовывали браслеты. Молодые безбородые и безусые лица были сосредоточенны, черные глаза сверлили одинокого пришельца.