Венедикт Ли - Гроза над Миром

– Нет, – Наоми послушно улеглась обратно. – На самом деле я ничего не помню с минуты, как меня вывели из камеры. Очнулась и не скоро сообразила, что Пини и вы спасли меня во второй раз.

Я непонимающе уставился на нее, а она обратилась к своей верной подружке:

– На «Громовержце». Ты, Пини, совсем не напрасно поперлась за мной туда. Я никак не могла взять в толк, что странного ты мне потом рассказала? Ты же после Рона умудрилась подстрелить Йо Шира – главу заговора против Арни. Очнувшись, он спрятался у себя в каюте и не казал носа, пока не выяснилось, что это твоих рук дело, а о заговоре никто не подозревает. Из-за тебя весь его план тормознулся на сутки. Иначе Арни и меня вместе с ним убили бы в нашу первую ночь.

Мы с Пини переглянулись, пораженные. А Наоми закруглила свою маленькую лесть:

– Вот так. Пусть я – тварь неблагодарная, но кому и чем обязана, помню хорошо.

Я не стал ловить ее на противоречиях, поняв, что под «неблагодарностью» она подразумевает некоторую свою эмоциональную холодность. Подмену недостатка искренних чувств логикой типа: «как вы ко мне – так и я к вам».

Наоми угадала мои думы.

– Рон! Я не такой уж чурбан бессердечный. Просто есть обстоятельство, из-за которого мне не следует…

И умолкла на полуслове.

В обед Наоми поела немного бульона. Пожаловалась:

– Глотать больно. И ребра ноют…

След петли на шее она прикрывать перестала, словно находя удовольствие в том впечатлении, какое это производило на окружающих. Я помалкивал. Осложнений, вроде отека легких или мозга Наоми счастливо избежала. Но с возможностью психоза следовало считаться.

Возник Гордей с докладом. Запястье левой руки он обмотал куском материи, в котором я признал платок, оброненный Наоми утром, когда она держала перед чистильщиками «тронную речь».

– Ты ранен, Гордей? – Наоми сделала вид, что привстает со своего ложа.

Он с улыбкой напрягся и согнул в локте больную руку почти под прямым углом.

– Два года висела, как мертвая!

Гордей всерьез уверился, что это Наоми излечила его своим прикосновением! А она и не думала разубеждать неофита. Посоветовала серьезно:

– Нагружай руку постепенно и все будет хорошо.

И без паузы перешла к делу:

– Что-то серьезное?

Гордей уселся верхом на ближайший стул.

– Бренда Картиг заявилась в Ратушу. Маракуют о чем-то с Джено и Майлом. В городе вопли и стоны – вчера на площади подавилось много народу. Врагам покамест не до нас.

– Гордей! – встрепенулась Наоми. – Бренда не станет торчать в Ратуше весь день, отправится домой, в Гнездо.

Гордей ударил кулаком по спинке стула.

– Я понял! Мы возьмем ее!

Он ушел, быстрый, стремительный. Я уже знал, что, несмотря на старообразный вид, этому человеку только-только стукнуло сорок. Решительный и опасный тип. Но Наоми рассчитала верно – ей он теперь беззаветно предан.

Будто решив подтвердить мои опасения насчет ее психического здоровья, она стала возбуждена, на бледных щеках проявился румянец. Часто и невпопад заговаривала с Пини. Общий смысл ее бессвязных речей сводился к тому, что хватит сидеть, как зайцы в норе. Отряд чистильщиков, уверовавших в наследницу Тойво Тона, пополняется все новыми людьми. Этой силой надо суметь вовремя распорядиться.

Уселась на постели, скрестив ноги и вперив в пустоту пугающе неподвижный взор. Торчащие во все стороны нечесаные космы делали ее похожей на молодую ведьму.

Я вздрогнул от звука взрыва, поднялся со скрипучего стула, на котором прикорнул, было, свесив на грудь буйную головушку. Пини куда-то вышла, а Наоми все сидела, так и не переменив позы. Ее былое возбуждение улеглось. Меж тем хаотический обстрел города нарастал, загудел колокол Церкви, в нашей келье хорошо слышался его резкий звук. Вошла взволнованная Пини.

– Ратушу разбило! Полностью… рухнула. Сейчас порт лупят, корабли горят на рейде. От Виолы в бедняцкие кварталы вошел десант, жгут дома, все подряд. И… твой Гордей взял Бренду…

Голос ее задрожал.

– Наоми! Арни обещал порушить город… за тебя. Зачем? Всеобщая гибель, ты этого хочешь, Наоми?

Вид Бренды был страшен. Коротко остриженные волосы почернели от запекшейся крови, ее засохшие струйки вертикальными полосами делили лоб. Правый глаз почти не открывался, разбитые губы безобразно распухли. Неяркий свет в комнате слепил ее, в уголках глаз выступили слезы.

Бренду усадили на пол, спиной к стене. Ее вытянутые мускулистые ноги были туго замотаны широким ремнем. Испачканные в жирном черноземе руки также притянуты сзади к туловищу веревкой, обвитой еще и вокруг горла. При любой попытке освободиться Бренда задушила бы сама себя.

Как ни была Пини зла на свою тетку, но, увидев ее беспомощную, жестоко избитую, растерялась. Губы Бренды в болезненном усилии раздвинулись в улыбке, на подбородок упала густая капля крови. В глазах читались слитые воедино немыслимый ужас и сумасшедшая радость.

– Ничего, Пини… Ничего… Дотронься до меня… пожалуйста. Я… я… У меня был нервный срыв, но теперь я в порядке, не бойся.

- Мы схватили ее на Черном кладбище, – пояснил Гордей. – Бродила среди могил, пыталась раскапывать руками…

– Я… искала… Пини… – оказывается, Бренда умела плакать.

Пини вытерла платком ей лицо.

– Рон! – Наоми заговорила резко и властно. – Осмотрите ее. Потом Гордей устроит ее в подвале. Ни в коем случае она не должна иметь возможности освободиться, головой ответите, Гордей!

Бренда вжалась лопатками в стену. А Наоми медленно подошла к ней, дрожащая, как не знаю кто. Ее, победительницу, мучил страх перед поверженным врагом! Но она пересилила себя.

– От судьбы не уйдешь, правда, Бренда? Наверное, мне суждено утонуть.

И залепила ей крепкую пощечину, так что Бренда стукнулась затылком о штукатурку. Но даже не охнула, только облизала губы.

– Может, ты – сам дьявол… и напрасно бороться. Не верю. Такая низкая душонка – только у человека. Не в пример тебе: выдержу все, делай со мной, что хочешь. Тело мое будет выть, и корчиться, но душа тебе не подвластна.

Я напрасно боялся за Наоми, она вдруг совершенно успокоилась.

– Простите, Бренда. Нехорошо я сделала. Даю слово, что ни я, ни кто из моих друзей не причинит вам снова физической боли. Не думаю пытать вас, верьте. Но, знайте: бывает другая боль, которой не выдержать.

Гордей ловко приковал Бренду к стене подвала, так что нечего было и мечтать о бегстве. Все, что она могла, это сидеть или лежать, насколько позволяла длина цепи.

Я осмотрел нашу знатную пленницу, промыл ссадины и порезы, пришлось наложить и пару швов. Бренда стоически вытерпела все.

– Что вы даете мне… Гаяр? – она отвернулась от протянутого ей стакана.

– Вода. И немного обезболивающего.