Олег Котенко - Повесть о глупости

Олег КОТЕНКО

ПОВЕСТЬ О ГЛУПОСТИ

Растут, как дети, мегагорода

Такие же во всем акселераты,

А люди им и рады, и не рады,

Не зная, что грядет через века.

Безликий дом на миллион квартир

В числе других, тускнеющих рядами,

Или дворец с воздушными садами

Прогрессом сконструированный мир?

Но мы об этом только иногда

Судачим, дискутируем ретиво,

А между тем уже неотвратимо

Встают в тумане мегагорода.

Анатолий Фисенко

АНГЕЛЫ?

"Я ненавижу свою эпоху изо всех сил

в ней умирают по-настоящему..."

де Сент Экзюпери

"Зима. Очень своеобразна зима в средней полосе. Даже чуть южнее, если быть точным, - временами слякотно и противно, временами мороз без снега, зато с ветром. Веселое время года, ничего не скажешь. Да еще в квартире холодно, потому как коммунальники и пальцем не двинут, чтоб починить-залатать какие-то там трубы. Зима... И серое небо повисло над домами. Дома стоят безмолвно и глядят на кучи мусора под их ногами. Обидно им или нет? Смотришь в городскую даль и почему-то так тоскливо становится... так темно на душе... Говорят, это от безделья, мол, когда занятие есть - не до скуки. А я и так без дела не сижу. Я живу. Нет на свете бездельников. Трудные времена настали у нас. Все тяжелее становится жить. Уже даже не жить, а выживать. Смешно, черт подери, смешно до слез. Прямо как война какая-то. Безмолвная, холодная как сталь, но от этого не менее жестокая - война людей с людьми. Копят одни злобу на других, а выплеснуть не могут. Так и ходят со свинцом в груди. Тяжело, наверное. А я вот не злюсь. Не на кого мне злиться. Все вокруг меня люди нормальные... по крайней мере, в большинстве своем. И если уж чего и говорят про меня, то только за спиной. И не буду я отвечать на это, пусть себе говорят, пусть копят злобу - им же тяжелее будет. Только вот хочется чего-то порой. Так глянешь в серое небо, особенно с утра, до-олго смотришь... Мелькает что-то. Может, ангелы это?.."

Петр Петрович Теремов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗАТЯНУВШИЙСЯ ПРОЛОГ.

ГРУППА РИСКА

Лектор замолчал на минуту, сглотнул. От двухчасовой говорильни у кого хочешь горло заболит. На огромном экране светилась фотография развалины, развалины, руины до самого горизонта. Причем руины вполне современные, не гранит замшелый, а обломки бетонных плит и куски арматуры. - Зона риска, - продолжил лектор. - Место обитания тех, котого мы уже перестали называть людьми. Отбросы общества, изгои - беглые преступники, наркоманы и прочее. Отсюда им никуда не деться: не пустят местные законы. Лектор посмотрел на часы. - На сегодня закончим. Завтра лекция как обычно, в десять утра. Учтите, посещаемость будет проверяться. Игорь молча поднялся, небрежно бросил тетрадку с конспектом в пакет и двинулся к выходу. Он слышал обычный радостный шум студенческой компании - им, кажется, никогда не бывает ни скучно, ни грустно. Странные они, эти люди... Своей кожей, необычно тонкой и бледной, он ощущал множество направленных на него взглядов. И в миллионный раз проклинал себя. В его голове эхом раскатывался смех, слова, пусть даже не произнесенные, они были для Игоря не менее громкими. И Игоря опять захлестнула злоба. Обычная бессильная злоба, которая душит его все чаще в последнее время. Эти люди, что вокруг, их слова, их злорадный смех... Игорь иногда видел Чужих. Их было мало, по сравнению с людьми, но они сразу бросались в глаза. Бледнокожие, с потухшими глазами, они бродят по коридорам, улицам, меланхолично жуют свой завтрак в университетской столовой, меланхолично сидят в аудиториях и пишут конспекты. А кроме университета Игорь ничего больше не видел. Он родился в этом городе, в котором нет зданий кроме корпусов универа и жилых домов, и никогда не выходил за пределы городской черты. Поэтому о мире он знал только из теленовостей. Что-то где-то взрывалось, кипели какие-то войны, постоянно бродила масса правительственных интриг - это казалось очень далеким и вообще чужим. Чужим оно и было. Игорь молча посмотрел под ноги, на брошенный кем-то огрызок. Ничего не сказал и даже не повернулся, но внутри все перевернулось от молчаливой ненависти. Ко всему человечеству. К каждому из них в отдельности. Они все ублюдки. Они подлежат уничтожению. Голос снова зазвучал в голове Игоря. Та, которую он называл матерью, говорила, что это особенность Чужих. Они всегда слышат друг друга и того, кто ими управляет. Где-то во Вселенной еще остались подобные ему и они не стоят на коленях. Игорю стало стыдно за себя. Человеческая оболочка вдруг стала какой-то резиновой. Не родной. "Убей ублюдка! - кричал голос. - Разве ты не представитель высшей расы? Разве не ты один достоин жить? Убей!" Игорь сопротивлялся, как мог. Перед глазами поплыли полосы красного тумана, все отошло на задний план. Кроме голоса. Голоса его собственного, его Я, которое так и не смирилось с рабством. "Если бы та знал, с каким трудом я устроила тебя в университет, сказала в мыслях "мать". - Тебя, как и всех, хотели отправить на рудники, но я не позволила. Смотри же, не подведи меня". На самом деле матерью она ему никогда не была. Да, она родила его и дала русское имя, но настоящая его мать... Где же она? И есть ли она? Или он просто еще одна клеточка, добытая варварским способом? "Она - человек!" - решил Игорь и изо всех сил пожелал возненавидеть ее, как ненавидел глумящихся над ним... ублюдков. И он рванулся вперед. Мелькнули глаза человека, который полминуты назад плюнул Игорю в лицо и сказал: "Чужеродная скотина!" Он тоже ненавидел Игоря, потому что он был человеком, а Игорь - Чужим. И вот руки Чужого впились в мягкое человечье горло. Пальцы с хрустом вошли в плоть. Игорь ощутил шейные позвонки, сжал еще сильнее. Из искалеченного горла человека вырывался хрип, на губах вздувались красные пузыри. Кровь текла по рукам Игоря, целая река крови. И шея, наконец, хрустнула - человек бессильно повалился на пол. Он был мертв.

На следующий день университет превратился в пчелиный улей. Случилось неслыханное: Чужой убил человека! Общественность была разгневана. Газеты как ни старались придерживаться норм приличия, но то тут, то там проскакивали заголовки "Бей Чужих!" Игоря, естественно, отправили в участок. Они пришли через двадцать минут. Пять человек в суровой серой форме и один - в черной. Игоря окутал ужас. Он узнал Измененных. Да, люди искренне ненавидели инородцев, но превращали своих же соплеменников в эти подобия... людей. Пустые взгляды Измененных отыскали Чужого в толпе студентов, которая стала быстро редеть. Будто десять оптических прицелов. Тот, у кого была черная форма, офицер, был Человеком. Он быстро оглядел Игоря. Чужой немыслимо побледнел от страха: сквозь кожу стали просвечивать сплетения сосудов, он обливался потом и не мог сойти с места.