Виталий Пищенко - Амальтея (сборник)

— Оригинальный перстень, — заметил Андрей, ставя свой бокал на место.

Гюстав поднес руку к глазам, полюбовался переливами света на гранях камня.

— Да, — смущенно подтвердил он. — Может, и не стоило надевать его — как-никак историческая реликвия, — да уж очень захотелось.

— А что в нем особенного? — спросил я.

— С этим перстнем связано древнее семейное предание. Может быть, такое же древнее, как этот замок, — Гюстав помолчал. — Считалось, что он приносит счастье главе рода. И надевать его полагалось только в день свадьбы, ни в коем случае не раньше. Лет триста назад перстень пропал, а в прошлом месяце мы нашли в одной из стен маленький тайник. В нем была шкатулка с фамильными драгоценностями и среди них — этот перстень. Триста лет его никто не брал в руки… Вот я сегодня и не устоял. Тем более — такой день…

— И правильно сделал, — сказал Андрей.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Сказывалась непривычная обстановка, или просто привык за последнее время ложиться под утро, не знаю. Ворочаясь на широченной кровати, я вслушивался в отдаленный плач ночных птиц, вспоминал день, ломал голову над парадоксами времени, о которых говорил Андрей…

Часы пробили три раза, и я повернулся на бок, твердо решив отбросить все мысли до утра, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то толкнул было мою дверь, прошел дальше, потом из комнаты Бориса послышались встревоженные голоса. Что могло случиться?

Прислушиваясь, я сел на кровати. В тот же миг дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял Борис.

— Коля, вставай! Быстро буди Андрея, — голос его дрогнул: — Гюстав убит!

Боюсь, что представшую перед нами картину я не забуду никогда. И сейчас, спустя годы, она заставляет меня порой просыпаться от ужаса.

Гюстав лежал на спине, запрокинув голову. Полоска неестественно-голубых зубов ярко блестела на бородатом лице. В его грудь по самую рукоятку был вбит длинный обоюдоострый кинжал. Кровь протекла на пол, собралась лужицей у кровати, протянулась извилистой темной струйкой к двери. Он был мертв. А рядом, подложив ладонь под щеку, чуть улыбаясь, спокойно спала Ольга.

К ней и бросился Борис. Гюставу он уже ничем не мог помочь — это было видно с первого взгляда.

— Что? — спросил я.

— Ничего не пойму, — растерянно пробормотал наш врач.

Он взял в правую руку тонкое запястье Ольги, пальцами левой приподнял веко.

— Похоже на какое-то сильное снотворное. Марианна, помоги…

Марианна всхлипнула, но все же подошла к мужу. Стараясь не смотреть на мертвого Гюстава, помогла Борису приподнять Ольгу.

— Лучше унести ее отсюда, — Борис повернул к нам озабоченное лицо.

Я оглянулся. В дверях соляными столпами застыла четверка актеров. Старичок-горнист поддерживал плачущую у него на плече Веронику и что-то тихо шептал ей на ухо, ласково проводя рукой по рассыпавшимся прядям волос.

— Помогите врачу, — резко скомандовал я артистам. — Потом всем разойтись по сроим комнатам.

Через пару минут мы остались втроем: я, Андрей, никак не отреагировавший на мой приказ, и Гюстав — вернее то, чем он стал.

Я нажал на браслете индивидуальной связи кнопку служебного канала. Мимоходом подумал: хорошо еще, что не успел обменять спецбраслет на обычный. В отделе дежурил Василий. Его чуть размытое изображение зависло в воздухе в полуметре от нас. Увидев меня, дежурный растерянно захлопал глазами.

— Соедини с шефом, — сказал я, — срочно.

Можно было, конечно, связаться с ним самому, но я предпочел придерживаться инструкции: в таком деле чем точнее все выполнишь — тем лучше.

— А что случилось? — спросил Василий, послушно наклоняясь над пультом.

— Убийство.

Дежурный тихо присвистнул, и тут в разговор включился шеф. Если у него и оставались какие-то остатки сна (а что еще делать нормальному человеку глубокой ночью), то мой вид наверняка выбил их в считанные мгновения.

В нескольких словах я доложил о случившемся.

— Раньше чем через два часа я не доберусь, — сказал шеф, — так что жди утром. Эксперты прилетят со мной. Что предполагаешь делать?

— Проведу осмотр, сниму показания с обитателей замка, — коротко отрапортовал я.

Шеф согласно наклонил голову:

— Действуй.

О том, что я в общем-то уже не работаю в розыске, не было сказано ни слова.

— С чего начнем? — негромко спросил Андрей, напоминая о своем присутствии.

Я наклонился над телом. Как страшно звучит это слово по отношению к любому человеку! Что уж говорить о том, чью руку пожимал всего несколько часов назад…

Удар был нанесен точно — под седьмое ребро. Кинжал задел сердце, и смерть наступила мгновенно.

— Профессионально… — констатировал Андрей.

Я поморщился. Не знаю, как уж там Шерлок Холмс терпел своего Ватсона, но я риторических замечаний не к месту не выношу. Тем не менее, я спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Точность удара, а главное — его силу. Вонзить по рукоятку тупой кинжал не просто.

— С него ты взял, что кинжал тупой?

— Знаю. Он висел на стене рядом с этой дурацкой железной лапой. Вечером я осматривал его, примерял, как ложится на руку. Ручаюсь, что его не точили лет четыреста.

— Ясно, — ответил я, а потом спросил: — Ты не помнишь, когда Гюстав уходил, перстень оставался у него на руке?

— Да, конечно. Помню совершенно точно, потому что еще подумал, когда прощались, как бы не повредить ему кожу на пальцах. Знаешь, при сильном рукопожатии такое случается, если кольцо…

— Знаю, — перебил я друга. — Но теперь перстня нет. И положение руки какое-то неестественное… Интересно, легко ли перстень надевался на палец?

Андрей задумался, потом не совсем уверенно произнес:

— По-моему, довольно свободно. Когда мы беседовали втроем, я заметил, что Гюстав передвигал кольцо по пальцу вверх-вниз, словно оно ему мешало.

— Ясно, — я повернулся к выходу. — Идем, здесь до приезда экспертов трогать ничего нельзя. Я побеседую с остальными, а ты уж, будь добр, иди к себе. А еще лучше — поднимись к Борису и узнай, как там Ольга.

Конечно, по своим комнатам они не разошлись. Молча сидели в тронном зале, отвернувшись от оставшегося неубранным праздничного стола. Заслышав мои шаги, дружно встали. Только Вероника осталась сидеть. Слезы стекали по ее щекам, и она, совсем по-девчоночьи всхлипывая, растирала их по лицу плотно сжатым кулачком.

— Хотелось бы поговорить с вами, — сказал я, показывая свой служебный жетон.

Ответа не дождался. Все молча смотрели на меня. Лица напряженные и почему-то виноватые. Эту особенность я подметил давно: ни при чем человек, а выражение лица такое, будто стыдится невесть чего.

— Еще раз прошу разойтись по комнатам. Я сам к вам зайду. А вы, Вероника, задержитесь, пожалуйста.