Юрий Козлов - Проситель

Берендеев догадывался, что долго так продолжаться не может. Мир потому и существовал до сих пор, что во все века беспощадно отторгал от себя чуждое, в том числе и "самоотчуждаемое". Берендеев не сомневался, что рано или поздно мир внесет ясность в их взаимоотношения, или, говоря торжественным языком Библии, изблюет его из уст своих.

Что обернется для писателя-фантаста Берендеева тьмой кромешной, имя которой - смерть.

Однако же пока что предполагаемая смерть последовательно возвращала его к жизни.

Он не обманывался насчет этого, оглядывая ночные лунные пейзажи из своего нового жилища на двадцать четвертом этаже, прогуливаясь (в дневное время) возле Останкинского пруда и по Ботаническому саду. Берендеев бы соврал, если б сказал, что готов в любое мгновение оставить мир. В иные моменты да, был готов, в иные же - хотел жить вечно, хотя и понимал, что это невозможно.

Да и незачем.

Берендеев вспомнил давний - из другой жизни - разговор с оперуполномоченным Николаем Арзумановым.

...Кажется, они встретились на исходе, так сказать, недели, отведенной Берендееву Нестором Рыбоконем для разработки некоей идеи.

Неделя истекала.

Идеи не было.

Берендеев к тому времени окончательно и бесповоротно утвердился в двух вещах: что председатель совета директоров "Сет-банка" отменно (в библейском каком-то стиле) над ним подшутил, предложив придумать за неделю, как сделать так, чтобы недоверчивый, многократно обманутый, безденежный народ понес деньги в неизвестный, решительно ничем, кроме загадочного ограбления, не прославившийся банк; и - что Дарья ему изменяет. Было еще и нечто третье, а именно сомнение в исходных данных поставленной задачи. Зачем Берендееву, если он придумает, как сделать так, чтобы народ принес деньги, отдавать уникальное "ноу-хау" Нестору Рыбоконю? А с другой стороны, как не отдать, ведь не на квартиру же к Берендееву потянутся предполагаемые вкладчики?

Кажется, была поздняя весна, а может, раннее лето. В сгущавшихся сиреневых сумерках писатель-фантаст Руслан Берендеев брел по набережной Москвы-реки, наблюдая, как вдали - за и над железнодорожным мостом - сумерки уже превратились в вертикальные, как мотки пряжи, нацеленные остриями в землю тучи, из которых во все стороны летели тонкие, ослепительно белые спицы-молнии. Гроза, таким образом, надвигалась с юго-запада.

Помнится, Берендеев поднялся с набережной на странно безлюдный, свинцово-воздушный Кутузовский проспект и там-то на урезе газона встретил выходящего из круглосуточного (и, следовательно, дорогого) магазина "24" с прямоугольной, как стеклянный кирпич, под серебристой наклейкой бутылкой "Тequila Quatro" в руке Николая Арзуманова. Бутылка с прозрачной текилой посверкивала в руках милиционера, как если бы он нес в руках осколок молнии.

- Проснись и пой! - весело хлопнул он по плечу Берендеева. - У тебя такой вид, старина, - пристально на него посмотрел, - словно ты решил утопиться... Но ты раздумал топиться, - продолжил после паузы, - потому что идешь прочь от реки. Глотнешь? - неуловимым движением свернул на горлышке пробку.

- Проснись, точнее, не топись и пей! - задрав голову, Берендеев щедро отхлебнул не дешевого, надо думать, экзотического напитка.

Текила обожгла нёбо.

- Получил повышение по службе? - поинтересовался Берендеев у Коли, возвращая бутылку. - Или перешел на содержание к бандитам?

- Вся жизнь - праздник, - озадачил Коля странным для (непродажного?) милиционера признанием. - Но истинный праздник для профессионала - открытие закона, упорядочивающего профессиональную деятельность.

- И ты открыл его, кто же еще? - не удивился Берендеев, сам открывший немало законов, большинство из которых не только не упорядочили его профессиональную деятельность, но, напротив, внесли в нее окончательный хаос, лишили эту самую профессиональную деятельность всякого смысла. Чем бесспорнее казался закон, тем меньше ему подчинялась жизнь. Жизнь предпочитала подчиняться каким-то другим законам.

- Да, - признался Коля, - я назвал его законом отрицания случайностей.

- То есть, если земля сейчас разверзнется и ты провалишься в ад, это не явится случайностью? - спросил Берендеев.

- Это не явится случайностью, потому что этого не произойдет, - ответил Коля, - а не произойдет этого потому, что я и в мыслях не допускаю подобного. Закон отрицания случайностей заключается в том, что с человеком не может произойти ничего такого, о чем бы он хоть раз в жизни не думал и к чему, стало быть, он так или иначе, в той или иной степени не готов.

- Возможно, - согласился Берендеев, - но человек далеко не всегда представляет, что с ним может произойти, и уж тем более к этому не готовится, потому что не знает, к чему именно следует готовиться.

- Не думаю, - покачал головой Николай Арзуманов. - Человек иногда делает вид, что не представляет, потому что ему так удобно. Ты вот, к примеру, ходил в "Сет-банк", но не хочешь мне рассказать. Стало быть, что-то ты уже себе представил, на что-то уже надеешься. Чисто теоретически, естественно, я понимаю, - снисходительно похлопал Берендеева по плечу. - Но это сбудется, старина, да в таком масштабе, что придется разводить стрелки. Так иногда бывает с исполнением желаний: просишь копейку - получаешь... миллиард. Но я бы не назвал это счастьем. - покачал головой. - нет, не назвал бы.

- И разводить стрелки будешь опять же ты? - спросил Берендеев.

- Такая уж моя планида, - вздохнул оперуполномоченный, - разгребать кучи, разводить стрелки, воздавать каждому... даже не по делам... не по мыслям, а... неизвестно по чему. Хотя, - посмотрел Берендееву прямо в глаза, - в сущности, известно. Только объяснить трудно.

- Но ведь ты, - качнулся от его взгляда, как будто под ногами сместился асфальт, Берендеев, - уже не ведешь дело об ограблении, потому что ограбления, как я понимаю, не было, хотя оно было, и я тому свидетель.

- Ты прав, - задумчиво отхлебнул из серебристой бутылки оперуполномоченный. - Никто из нас не вправе упрекать друг друга. Мир сдвинулся с оси. Внутри хаоса нет ничего более постоянного, нежели сам хаос. Милиционеры пьют из горла на улице текилу. Писатели переквалифицируются в финансистов. Возможно, хаос руководит нашим миром, но точно так же он не руководит ничем, потому что, в сущности, нечем руководить. Ничто руководит ничем. Я бы объяснил тебе, в чем тут дело, - передал бутылку Берендееву, - но, во-первых, - посмотрел на часы, - через десять минут у меня встреча с возможным работодателем, во-вторых, я могу не уложиться в десять минут, в-третьих, ты мне все равно не поверишь.

Коля вдруг рванул прямо через широкий проспект сквозь визжащие тормозами и ревущие моторами машины.

Ожидаемый и, как водится, внезапный дождь вмиг превратил писателя-фантаста Руслана Берендеева в кистеперую, не то шагающую по подскакивающей воде, не то полуплывущую по размываемой суше рыбу.