Павел Амнуэль - Ветер над яром (сборник)

Воронцов решил лечь пораньше — не было еще и одиннадцати, а утром поискать Портера и, может быть, написать письмо Ире. Он долго ворочался и провалился, наконец, в грузный, как тюк с ватой, сон, из которого его выволок зуммер видеофона.

Спросонья Воронцов не сразу понял, с кем говорит. Изображения не было — только звук.

— Алекс, вы свободны сейчас?

Свободен ли человек во сне? Свободен от реальности, в которую его опять хотят окунуть. “Это же Портер”, — понял наконец Воронцов. Веки не поднимались. Сколько сейчас? Господи, половина второго…

— Нужно встретиться, — продолжал Портер.

— Приезжайте, — сказал Воронцов.

— Не хочется… Через сорок минут жду вас там, где мы виделись вчера.

И отключился. Воронцов не успел ничего ответить. “Сумасшедший, — подумал он. — Когда встретимся, он скажет, что за ним следят, а видео просматривается и прослушивается. И не докажешь, что никому это не нужно. А где, собственно, будет ждать Портер? Где это они вчера виделись? Нигде, черт побери! Они весь вечер торчали в этой комнате. Впрочем, встретились они у станции подземки. Нужно еще суметь найти ту станцию в два часа ночи”.

Воронцов наспех оделся и поехал вниз. Машина была припаркована неудачно, и он потерял десять минут, чтобы выбраться со стоянки. На место он прибыл с опозданием. Около станции стояли несколько машин, портеровской среди них не было. Воронцов остановился напротив и вышел. Улица была совершенно пустынной.

Из-за поворота вынырнула приземистая машина, цвет которой в полумраке трудно было разобрать. Поравнявшись с Воронцовым, машина затормозила, распахнулась правая дверца.

— Садитесь, Алекс, — сказал Портер.

Мчались они лихо, и через минуту Воронцов потерял ориентацию.

— Что это значит, Дэви? — изумленно спросил он. — У вас появилась мания преследования?

Портер молча вел машину, то и дело поглядывая в зеркальце. Они въехали в какой-то не то сквер, не то парк, и здесь Портер заглушил двигатель.

— Ну вот, — сказал он. — Можно поговорить.

— Утром напишу статью, — сказал Воронцов. — Советский журналист похищен с целью… С какой целью, Дэви?

— Вы еще не проснулись, Алекс? — раздраженно спросил Портер. — Мне не до шуток.

— Ну тогда я слушаю, — сказал Воронцов, поняв, что гонка, выглядевшая юмористической иллюстрацией к ненаписанному репортажу, для Портера была необходимым предисловием будущего разговора.

— Хотел я вам позвонить, чтобы отказаться, — начал Портер, — а потом решил сначала послушать, что скажет Льюин на заседании сенатской подкомиссии. Полетел в Дармингтон…

— Так вот куда вы исчезли, — пробормотал Воронцов.

— Заседание было любопытным, Алекс. Льюин изложил соображения о последствиях войны. Получилось, что во время войны погибнут около миллиарда человек в течение нескольких месяцев. А если войны не будет, могут погибнуть больше миллиарда человек, но в течение лет этак двадцати — тридцати. Освободительные движения, локальные конфликты, экологические катастрофы, технологические аварии и все такое.

— Все это я читал, — вздохнул Воронцов. — В истории этой, Дэви, интересно не го, что говорит Льюин, а почему он это говорит. Психология, которая вам так не нравится.

— Согласен, речь мне тоже наскучила через десять минут. И я начал искать знакомых. Нашел.

— Кого?

— Неважно. Мне назвали две фамилии, и я начал сопоставлять. Роберт Крафт и Жаклин Коули. Крафт — журналист. Коули — музыковед… Живет в Локвуде. А Крафт… черт возьми, вы должны были слышать о Крафте!

— Вы имеете в виду того Крафта, который…

Это было четыре года назад. Воронцов заведовал тогда отделением международной жизни в “Хронике”. В ночь на 20 октября 2001 года в США закончился неудачей запуск боевой крылатой ракеты с ядерным зарядом. Говорили, что такие случайности исключены, но любая случайность в конце концов происходит, если хорошо подождать Повезло, что взрыв — десять килотонн! — произошел в пустынной области штата Невада. Через две недели после трагедии в “Нью-Йорк таймс” появилась статья этого самого Крафта. Он утверждал, что в момент взрыва находился на расстоянии двадцати миль от эпицентра. И вовсе не случайность это была, а намеренное уничтожение секретного объекта. О том, что произошло на самом деле, он, Крафт, расскажет в серии репортажей.

Заинтриговал. Воронцов несколько дней не сводил глаз с дисплеев. Прошла неделя, потом месяц — ничего. А однажды утром Крафта с женой и семнадцатилетним сыном нашли мертвыми в их нью-йоркской квартире. Писали: отравление газом, случайность. Воронцов, как и все, не поверил, решил — убран свидетель. Что-то действительно произошло в Неваде. Что? Репортаж Крафта остался ненапечатанным, в редакции “Нью-Йорк таймс” утверждали, что никакого репортажа и не было…

— Вспомнили, значит, — буркнул Портер.

— При чем здесь Льюин? Не думаете ли вы, Дэви, что он имел отношение к взрыву?

— К Крафту, — поправил Портер. — Вы думаете, Крафт ничего в жизни не видел, кроме взрыва в Неваде? Это был волк, не мне чета. И не вам, Алекс, извините. Он работал на совесть, карьера его не интересовала. Действительно. И если его имя всплыло рядом с Льюином, то это серьезно. И не психология тут, забудьте вы ее.

— А Коули, музыковед… Она-то при чем?

— Вот это мне как раз удалось узнать быстро. Я ей позвонил и сказал, что восхищен речью Льюина и что хотел бы поговорить с ней о нем. Представьте, никакого удивления. Сказала только, что новых взглядов Льюина не разделяет и впредь не желает его видеть. Я — В общем, мы договорились о встрече. Еду в Локвуд. Говорю об этом только вам, Алекс.

— Все-таки странные у вас тут нравы, — вздохнул Воронцов. — Не скажу я о вашем отъезде — кому мне говорить? Мне вы, кстати, тоже могли не докладывать, если хотите секретности. Только к чему она? У меня такое впечатление, что эту комедию с тайнами вы разыгрываете для меня, Дэви.

Портер повернулся к Воронцову, рассматривая его в темноте, хотя мог видеть лишь силуэт.

— Мы договорились работать вместе, Алекс, — сказал он. — Когда я возвращался из Дармингтона, мне показалось… По дороге из аэропорта я убедился… В общем, удалось уйти. Следили настолько неумело, что, видимо, просто старались показать — не суйся. До той поры я раздумывал- отказаться или нет. Решил взяться. Не ради вас, Алекс. У меня свои понятия о чести журналиста. Вам они могут показаться странными… Как и многие другие, я могу время от времени идти на какую-то сделку — деньги есть деньги. Могу остановиться перед каким-нибудь паршивым Рубиконом и побояться его перейти — страх есть страх. Но если я сделал что-то, пусть даже по незнанию, такое, например, как сегодня, когда начал расспрашивать о Льюине человека, которого не должен был спрашивать… В об тем, если подпрыгнул, то ведь не останешься висеть в воздухе, верно? Нужно сгруппировался и постараться не упасть мордой в грязь. И потом… история с Крафтом. Об этом как-нибудь в другой раз. Но имя Крафта для меня очень много значит… Вы что-нибудь поняли, Алекс?