Павел Амнуэль - Ветер над яром (сборник)

“Линда Мейстра”, — прочитал он еще раз. Он не знал испанского, и в правильном переводе не был уверен. А о простом совпадении не могло быть и речи. Значит, не Шплинт, как он понял шипение Петера, а Линда! Значит, Линда… Он вспомнил, как горничная сказала ему: “Сегодня полнолуние”, и содрогнулся.

— Скажите, госпожа… тетя Лаура, — спросил Гюнтер треснутым голосом, — “Капричос” был у вас в единственном экземпляре?

— Почему же? — удивилась госпожа Розенфельд. — У нас было три экземпляра. Похитили все… Один мадридский, отпечатанный самим Гойей в 1799 году, второй — парижский 1869 года и третий — эти листы как раз из него — штадтфордский 1926 года.

Гюнтер еще раз внимательно осмотрел офорты и изучил надписи под ними, но больше ничего не обнаружил.

— Спасибо.

Он аккуратно сложил листы, завернул в бумагу и вернул госпоже Розенфельд.

— Тетя Лаура, — проговорил он, заглянув в глаза старушки. — Вы, конечно, в курсе всех сплетен города — городок-то у вас небольшой?

— Ну, уж и всех. Не очень-то я ими интересуюсь.

— И все же давайте немного посплетничаем.

Госпожа Розенфельд негодующе повела плечом.

— Тетя Лаура, — Гюнтер сделал вид, что не заметил ее реакции, — у вас в городе есть две близняшки, обе работают горничными: одна — в мотеле “Охотничье застолье”, другая в гостинице “Корона”. Что вы можете сказать о них?

— О близняшках?

Лицо тетушки оживилось: посплетничать она определенно любила.

— Близняшки — везде близняшки и похожи, как две капли воды. Но у наших характеры разные. Флора — которая в мотеле, — та построже будет, посерьезней. А Эльке — беспутная девчонка. Оторви и выбрось.

— Эльке? — удивился Гюнтер. — Это та, которая в “Короне”? Я слышал, ее Линдой называют…

— А это она и есть, — пренебрежительно махнула рукой тетушка. — Ее очередная блажь. Вдруг ей почему-то показалось, что ее имя чересчур легкомысленное, и теперь она от всех требует, чтобы ее называли Линдой. А как шлюху ни назови…

Госпожа Розенфельд вдруг подняла бровь и внимательно посмотрела на Гюнтера.

— Гюнтер! — Она погрозила ему пальцем. — Смотри, жене напишу, как ты здесь работаешь!

Гюнтер принужденно рассмеялся.

— Ну что вы, тетя Лаура, и мыслей таких не было. — Он посмотрел на часы и встал. — Спасибо вам большое.

— Как, ты уже уходишь? — расстроилась госпожа Розенфельд. — Мы так о вас с Элис и не поговорили…

— В следующий раз, тетя Лаура, — Гюнтер снова посмотрел на часы. — Дела.

— Может, домой ко мне заглянешь? Стритштрассе пятнадцать дробь три.

— Обязательно, тетушка. Непременно.

Гюнтер собирался раскланяться, как вдруг понял, что госпожа Розенфельд живет в доме с суеверной консьержкой.

— Стритштрассе пятнадцать? — переспросил он. — Кстати, где-то неподалеку от вас живет некто магистр Бурсиан. Вы случайно с ним не знакомы?

— Магистр Бурсиан? — Госпожа Розенфельд задумчиво пожевала губами. — Нет… Не припоминаю.

— Пожилой, небольшого роста, — стал уточнять Гюнтер, — грузноват, ходит всегда в цилиндре и с зонтиком-тростью, лицо круглое, румяное, большие седые бакенбарды…

— А, Олле-Лукое! — заулыбалась госпожа Розенфельд. — Знаю. Нет, это не его настоящее имя — настоящего я не знаю, — просто я его так для себя называю. Очень уж похож. Я его часто встречаю на улице возле дома. Он всегда улыбается при встрече, мы раскланиваемся, но близкого знакомства у нас нет.

— И давно вы его знаете?

— Да как тебе, Гюнтер, сказать… Наверное, недавно. Хотя в моем возрасте утверждать что-либо наверняка опрометчиво. Кажется, это было вчера, а как начнешь вспоминать, так и уже пять лет прошло. Помню, что весной он ходил в таком старомодном широком плаще без рукавов. Так что за полгода ручаюсь… Нет, ты знаешь, больше. На рождество он меня поздравил прямо на улице и букетик фиалок преподнес. Я тогда сильно растерялась и даже не поблагодарила. Ну, сам подумай, получить цветы от незнакомого человека… А потом, откуда зимой фиалки? “Похоже, магистр отпадает, — подумал Гюнтер. — Появился он в городе как минимум месяца за два до пришествия божьей благодати. Магистр иллюзиона и мистификации. Правильно бургомистр заметил, что он достаточно безобиден. А у святого отца Герха просто демонофобия”.

— Хорошо, что мы заговорили об Олле-Лукое! — неожиданно воскликнула госпожа Розенфельд. — Я ведь библиотекарь, и у меня сразу ассоциации с Андерсеном. А Андерсена у меня давненько брал доктор Бурхе. Так что спасибо, Гюнтер, помог вспомнить…

Она достала из коробки на столе худенькую пачку формуляров и открыла один из них.

— Ого! Больше двух лет держит! Пора напомнить!

— Ну вот, — засмеялся Гюнтер. — И вам от меня польза. Большое спасибо, тетя Лаура. До свиданья.

— До свиданья, Гюнтер. Обязательно загляни ко мне вечерком. Я всегда дома!

— Непременно.

Гюнтер спустился по лестнице, вышел на площадь и, распугивая голубей, пошел в гостиницу. Часы на башне стали бить шесть, и Гюнтер порадовался, что вовремя покинул библиотеку. Рабочий день закончился, и, уйди он вместе с госпожой Розенфельд, ему бы от нее не отвязаться. А его сейчас интересовал “клоп” номер пять. Очень интересовал.

Гюнтер вошел в номер, машинально глянул на часы и замер. Индикатор “воскресенье” на электронных часах весело подмигивал сквозь поляризационное стекло. Черный — зеленый, черный — зеленый…

“Вот так, — ошарашенно подумал он. — Охотник стал дичью… А что ищет в Таунде Моримерди? Что нужно здесь военной контрразведке?” Гостиничный номер кишел электронными клопами, и Гюнтер с грустью подумал, что против них, как и против настоящих клопов, самым действенным средством является радикальное средство принца Уэстского. Одно утешало Гюнтера, что сегодня он предусмотрительно прихватил всю аппаратуру с собой. Ребятам из контрразведки начихать на ключевую фразу, запирающую память компа. Сканирующий высокочастотный дистанционный детектор считывает информацию с любого компьютера с расстояния полуметра. В том числе и ключевую фразу.

— Приму-ка я ванну, — буркнул Гюнтер, чтобы его расслышали. — Устал, как собака…

Он прошел в ванную комнату, повесил на вешалку сумку и открыл пасти обоих грифонов. Затем посмотрел на себя в зеркало, потрогал щеку и неожиданно вспомнил, что зеркало может служить прекрасным отражателем для лазерной киносъемки. Тогда он закрыл пасть грифона с холодной водой и вышел, чтобы раздеться.

Когда Гюнтер, голый, в одних шлепанцах, вернулся, то увидел, что клубы пара, поднимаясь из ванны, активно всасываются вытяжной вентиляцией.

— Черт, — снова буркнул он для “клопов”, — хотел принять парную…

Гюнтер взял мочалку, стал на край ванны и тщательно закупорил отдушник. Затем достал из сумки приемник, настроил его на первую попавшуюся станцию, передававшую жесткий ритмичный джаз, больше похожий на рок, и включил звук на всю мощность.