Софус Михаэлис - Небесный корабль

Они шли по темной и твердой тропинке, заплетенной кружевом ветвей ползучих и вьющихся растений. Скоро растительность уступила место базальтовым скалам дикого сумрачного вида, и дорогу перерезало высокое, сводчатое ущелье. Здесь они нагнали транспорт страусо-жирафов, которые становились на колени, чтобы опустить носилки.

Эрколэ издалека узнал фон Хюльзена, с поникшей головой вносившего раненых в узкий проход пещеры. Никто из марсиан не помогал ему. Безжизненных и бесчувственных марсиан одного за другим сдавали ему на руки. Кровь из их ран пятнала его, так что сам он походил на смертельно раненого. При виде земляков, черты его пасмурного лица прояснились. Он остановился и отер себе лоб окровавленными ладонями. Он уже напоминал тень из мрачного Аида, осужденную на вечный сизифов труд. Аванти обнял его за плечи, словно желая поддержать, и взволнованно шепнул:

— Мы тоже пришли! Мы разделим ваше наказание!

Старый марсианин знаком выразил свое согласие, и все обитатели Земли пошли следом за преступником, несшим на руках последнюю из своих бесчувственных жертв в узкий проход между скалами.

Они ожидали, что предстанут перед каким-нибудь тайным судилищем, которое, в торжественной и мрачной обстановке, будет судить бледного преступника.

Но никакого устрашающего трибунала не видно было в просторной, сводчатой и прохладной пещере, освещавшейся сквозь расщелины в блестящем базальтовом потолке. Ясный, словно профильтрованный, свет падал прямо с неба на широкий каменный стол по середине пещеры. Весь стол и даже пол были усыпаны свежесорванными душистыми травами. Каждому раненому было отведено особое ложе из трав, и фон Хюльзен уже понял, в чем заключается его предварительное наказание: он обязан раздеть свои жертвы, обмыть их раны, перевязать и врачевать, как сумеет.

Бледный преступник стонал под тяжестью своей обязанности. Он не был врачом, и ему никогда раньше не приходилось заниматься таким трудным делом., как уход за ранеными. Он не знал целебных свойств разбросанных вокруг трав. Старался ощупать раны под одеянием, не умея обнажить их; неловко омывал окровавленные члены тела, прислушивался к биению сердца и в отчаянии мотал головой, когда не мог уловить его; терялся и дрожал, как осиновый лист. Аванти и другим товарищам не разрешено было помогать ему, и марсиане удерживали их каждый раз, как они выражали намерение заняться ранеными. Очевидно, злосчастный пруссак единолично должен был искупить свою вину.

Аванти вновь попытался убедить вождя марсиан, что они все отчасти виноваты в случившемся и желают сообща нести наказание. Он один умел «разговаривать» со старцем оживленною мимикою и взглядами, которые как бы излучали мысли. Он научился быстро читать по необыкновенно выразительному лицу старца с его строгими, точеными чертами, и так же быстро передавал товарищам то, что узнавал сам.

Преступления были большою редкостью на Марсе. Убийство являлось почти неслыханным злодеянием. И всякий проступок искупался тем, что преступник исправлял содеянное им зло. Причинивший кому-либо вред обязан был служить потерпевшему, пока не исправит или не возместит вреда. «Ущелье возмездия» было своего рода здравницею, где преступника запирали вместе с его жертвой, чтобы он лечил нанесенные им раны, до тех пор ухаживая за раненым, пока тот не выздоровеет, и они не примирятся друг с другом. Если раны оказывались смертельными, убийца сопровождал жертву в ладье смерти. Земное изречение «око за око, зуб за зуб» здесь перефразировалось в «жизнь за жизнь» и «смерть за смерть». Преступника как бы приковывали к жертве, и ему не было иного пути спасения, как постараться превратить оковы в узы дружбы и возвратить к жизни того, кого он собирался лишить ее..

В конце концов Аванти удалось все-таки убедить вождя марсиан, что все товарищи преступника считают себя неразрывно связанными с ним и единодушно желают искупить его преступление, как общую вину, как грех, занесенный ими с родной планеты.

Никто из них не желает пользоваться свободой, пока содеянное зло не будет исправлено.

Старец уважил их желание и, по видимому, даже одобрил его; с торжественною приветливостью коснулся Левой стороны груди Аванти своею сухою рукой и удалился. За ним последовала, вся его свита, за исключением нескольких марсиан, одетых в черное, которые остались с «дальтианами» в качестве их наставников и помощников. Начавшаяся было так блестяще новая глава их судьбы грозила оборваться в этом «Ущелье возмездия», откуда выход был — в жизнь или в объятия смерти. Вместе с русским, Новиковым, по профессии врачом, Аванти немедленно занялся осмотром всех раненых, Одни пострадали легче, другие серьезнее. Марсиане объяснили свойства и применение разных целебных трав для перевязок и компрессов, и «дальтиане» тщательно перевязали и вновь уложили всех раненых на ложа из каких-то особенных, крупных и ароматных, сухих листьев.

Одного из марсиан, раненого в легкое или в область сердца, никак не удавалось привести в чувство и сознание; он оставался холодным и Недвижным. Когда извлекли глубоко врезавшийся в его тело осколок гранаты, он едва не истек кровью; рану затампонировали целебными травами, но с прекращением кровотечения больной перестал подавать и какие-либо признаки жизни. Сердце не билось, дыхания не было заметно. Он лежал, как мертвый. Фон Хюльзен беспомощно опустил усталые руки и совсем упал духом. В его светлых остановившихся глазах блестели слезы, словно отражавшие грозившую ему горькую участь.

Аванти клялся ему, что никто не покинет его: если ему суждена смерть, то они все умрут с ним вместе. Но пруссак оставался безутешным, твердя: «Я один виноват. Оставьте меня! Поделом мне. Меня верно похоронят заживо. Мне нечего ждать больше. Чем скорее все кончится, тем лучше».

Новиков неутомимо продолжал возиться с бесчувственным марсианином. Он перепробовал все: искусственное дыхание, массаж, вливание возбуждающих отваров внутрь и раздражение слизистой оболочки носа ароматическими травами — все безуспешно: Тем не менее, он не терял надежды.

— Прежде всего не отчаиваться! — сказал он пруссаку. — Помогите мне вернуть жизнь в это мертвое тело. Согревайте его жаром вашего сердца и не пытайтесь предвосхищать ход судьбы. Жизнь есть жизнь! Борись за собственную жизнь, человек!

Медленно текли мучительные часы. Дневной свет скоро погас в этом узком ущелье. Аванти потребовал освещения, но марсиане, по видимому, не поняли его. Они указывали на расщелину в своде пещеры и махали руками, словно изображая, как струится сверху и свет и мрак. Лазоревый просвет уступал место зеленоватому сумраку, который был уже знаком земным гостям. От мерцающих в небе звезд на-них повеяло холодом.