Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия

- Да, Домогара, мастерица пшеницу в меду томить, - плотоядно пробурчал Ольгерд, жадно сглатывая слюну. У всех четверых уже дня два маковой росинки во рту не было. И это во время Коляды- зимнего солнцеворота, когда все празднуют и угощают своих и чужих. Самая длинная ночь в году- время великой тьмы. Переждать, пережить ее: и начинает прибывать день.

- А у нас парни с девками теперь на себя личины вздевают, в шкуры оборачиваются- и по домам! Сколько всего, бывало, наешься, что чуть пузо не трескает: и козульки и короваи перепадают! Пироги тоже- и с гречкой, и с курятиной, - Серый чуть не повизгивал, казалось вновь переживая теплую праздничную сытость.

- Дикий обычай! - хрипло вставил свое слово измерзшийся Хельги. - У нас Йоль празнуют чинно. Украшают дом хвоей, козлятину едят, красота!

- Все равно- праздник, - не унимался мальчик. От спора он как бы оттаял и ожил. - Светлый Даждьбог за себя Морену-зиму замуж берет. Ребеночек у них нароживается- солнышко, Коляда. Только его потом в волчонка превращают. Так с него надобно шкуру снять и сжечь, тогда солнышко на юг отправиться- весну искать

- Будет вам спорить, - ворчливо прикрикнул на них дядька. - Нечего сейчас жалиться о короваях небесных. Жилье человеческое искать надо, не то пропадем!

Замерзший и усталый нурманин, от холода цветом кожи сравнявшийся со своими пегими волосами, не ответил. Еще больше сгорбившись, пытаясь защититься от кусачего ветра, он медленно, с трудом, переставлял большие ноги.

- Дяденьки, гляньте! - вдруг завопил мальчишка, распрямляясь и от неожиданности сбрасывая с себя теплую кунью шапку. - Там огонек горит впереди! Ей-ей не вру!

И в самом деле, где-то далеко в вышине, как легкая блездочка, маячил рыжий мазок света. Временами он пропадал, скрытый плотными снеговыми снарядами, но одно было несомненно: впереди какое-никакое людское жилье. Путешественники заторопились-заспешили, и скоро оказались у подножия небольшой горки, на вершине которой оскалился плотно пригнанный частокол. Это из-за него вырывались те манящие всполохи света, живого домового огня, который так притягивал к себе уставших путников.

- О, кажись, девки песни подблюдные поют! - Серый насторожил чуткие уши. Мыслями он снова вернулся к празднованию Коляды. У них в деревне день зимнего солнцестояния отмечали широко и разгульно. Начинали еще в конце студня: зажигали бадняк- священный живой огонь, добываемый трением деревяшек друг о друга. Он горел целых двенадцать дней- до первых дней января-просинца- месяца разгорания солнца. Сначала белобородые деды начинали вспоминать прошлое- пели старинные былины. А уж потом, повеселившись вдоволь, гадали о будущем. Как раз сегодня, в последний день праздников, Велесов день, обращались к предкам с вопросами о грядущем урожае. Ну а девки, уж как водиться, вопрошали про суженных. Серый отлично помнил, как отодрала его за уши соседская Светланка, увидев подглядывающим за их ворожбой.

Мальчишка очнулся от воспоминаний, только когда обнаружил, что вместе со всеми взбирается на снежную холмину. Нечего было и думать перелезть через островерхий заборчик. Пришлось обходить и искать калитку. Распахнув ее, на удивление не запертую, мужчины тут же резко подались назад. По правую руку стоял чуть ли не десяток воинов. Но уже через мгновение стало понятно, что перед ними не живые люди, а истуканы. Ряд деревянных идолов, выгнутый подковой, располагался перед длинной, тоже изогнутой полумесяцем, избой. Именно оттуда и раздавались девичьи голоса, издалека услышанные Серым. По другую сторону от идолищ среди вертикальных столбов, пылал жертвенный огонь. В черных угольях можно было различить петушиный остов и остатки громадного козла. От жирного дыма сладко тянуло мясным духом.

- Да, карачун люди празднуют, - задумчиво протянул Шиш. - Коляду то есть, ежели по-твоему, - поправился он, поворотясь к Серому. - Самое время им пришлых привечать. В такой праздник, гость в дом- к добру.

- Нечего рассусоливать! - рявкнул Ольгерд и рывком распахнул дверь бревенчатого строения. Тут же раздался оглушительный визг. Взорам ошалевших мужчин предстала интересная картина. Меж двух разложенных прямо на земляном полу костров толпились девушки. Рослая, могучая как медведь, деваха держала в руках широкую глиняную чашу с хрупким рельефным орнаментом. От неожиданности она вздрогнула, подвесные глиняные кольца на ручках всполошно звякнули. Вода из огромной чары выплеснулась прямо под ноги Ольгерду. Кораблик, который раньше плавал в сосуде совершенно свободно, уперся острым носом в основание одной из трех ручек. Девица вздрогнула, со скорбью уставив глаза цвета спелого меда на остановившийся кусочек дубовой коры. Причем взгляд ее выражал такую невиданную грусть и потрясение, что вломившиеся путники в замешательстве опустили глаза долу.

- Знать и в этот год Ясельда замуж не пойдет, - уловил князь тихий как ветер шепоток.

Широкое лицо помянутой Ясельды страдальчески перекосилось. Крупные глаза наполнились слезами. Она отшвырнула гадальный сосуд и махом схватила стоящий у ног кувшин с горловиной, украшенной мордой медведя. Не долго думая она с размаху насадила его на Ольгерда. Князь зарычал, судорожно крутя головой и пытаясь сдернуть с себя посудину. Не успели его спутники прийти к нему на помощь, как Ясельда вытянула длинные руки и пропела что-то на непонятном языке. Сверкнули черненые браслет со змеиными головами и пахнуло тинным болотным мороком.

Когда Шиш с Хельги все-таки ухитрились сдернуть гончарное украшение с головы своего господина, то обомлели. Вместо человечьего лица на них ошарашено взирала медвежья харя. Не сговариваясь, они опустили глаза на руки князя- они тоже молниеносно порастали густой коричневой шерстью.

- Ты чего сотворила, колдовка?! - бросился на Ясельду Серый. - Сейчас же верни все назад!

Браслетообразные височные кольца по бокам упитанного лица девушки дрожали, золоченные монисты с бусами ходуном ходили на высокой груди. Видно было, что Ясельда уж и сама не рада тому, что наделала.

- А вы чего? - совсем по-детски пыталась оправдаться она. - Мужчинам в святилище Лады ходу нет! Почто гадание порушили?

- Ладно, хозяйка, - вступил в разговор дядька. - Мы погорячились, ты осерчала. Виноваты, конечно, и все такое. Только, в самом деле, давай расколдовывай князя нашего.

Мохнатый Ольгерд скалил аршинные блестящие клыки и утробным горловым ворчанием давал понять, что искренне раскаивается и присоединяется к просьбе.

- Не могу! - виновато развела руками Ясельда. - Вода в чаре сильная была- с двенадцати колодезей набранная. И сосуд жертвенный- медвежий, видите? - она наклонилась, собирая в подол глиняные черепки. - Теперь лишь в комоедицы можно будет вернуть ему человечий облик. Как весною день с ночью сравняется, медведи от зимней спячки пробудятся- тогда только.