Владимир Фильчаков - Катализатор

Меня швырнули на диван. Один из вошедших, кавказец с густой бородой и сломанным носом, усмехнулся и сказал с сильным акцентом:

- Чувство юмора, да? Это хорошо. Весело будет.

- Ты, гнида! - прошипел второй, румяный и круглолицый, сжимая кулаки. Я скосил глаза на эти стенобитные машины. - Ты давай не крути тут! Где кубик?

- Кубик? - я поморгал, с тоской сознавая, что эти парни шутить не будут, и куб, скорее всего, придется отдать во избежание членовредительства.

- Да, кубик! - круглолицый схватил меня за горло, и у меня захрустели шейные позвонки.

- Ммм! Ммм, - замычал я, чувствуя, что сейчас задохнусь.

- Отпусти его, Сват, - сказал кавказец. - Он отдаст.

- Ммм! Ммм! - я попытался кивнуть, но у меня не получилось.

- Потому что если он не отдаст, - продолжал кавказец, доставая огромный прямой кинжал, - я отрежу ему яйца. Он же не хочет этого? - с этими словами он с деревянным стуком вогнал нож в столешницу.

У меня все плыло перед глазами, я чувствовал, что сейчас потеряю сознание. Я вяло шевелил руками, пытаясь дотянуться до шеи Свата. Он отпустил меня, когда я начал проваливаться в небытие. Я свалился на пол и минуты две дышал, хрипел и кашлял, сквозь кровавую пелену глядя на пришельцев, удобно расположившихся на диване.

- Ну, - услышал я голос кавказца. - Так тебе отрезать яйца или ты еще хочешь побыть мужчиной?

Я обессилено кивнул, а кавказец расхохотался.

- Это как же тебя понимать? Отрезать?

Я отрицательно замотал головой, попытался сказать, что отдам проклятый кубик, но не смог выговорить ни слова. Только указал на сиденье дивана. Они вскочили, отшвырнули диванные подушки.

- Вот он! - крикнул Сват. Он развернул тряпицу и бумагу, убедился, что это тот самый кубик и передал его кавказцу. - Ах ты, гнида! - ласково сказал он, нависая надо мной. - Что с тобой сделать? Ребра переломать? Или башку разбить, чтобы на всю жизнь дураком сделался?

- Оставь его, Сват, - проговорил кавказец. - Ты ему и так шею свернул, он неделю не сможет башкой ворочать.

- Ладно, живи, сморчок, - Сват усмехнулся, потрепал меня по щеке, потом слегка стукнул ладонью, отчего моя голова мотнулась, вызвав в шее дикую боль. - В другой раз отдавай по-хорошему, когда тебя вежливо просят. Понял?

Они ушли. Я с трудом доплелся до двери, запер засов, побрел в кухню, налил воды, потому что в горле горело. Я не смог запрокинуть голову, чтобы выпить воду - проклятый Сват действительно что-то свернул в позвонках, - пришлось наклонять назад туловище.

- Сволочи, - сипло сказал я и осекся.

Мне на глаза попался календарь, висевший на стене. На нем было седьмое апреля следующего года! Черт побери! То-то старичок что-то говорил про полгода. Только вот как же эти полгода вылетели у меня из памяти?

Я махнул рукой и побрел в комнату. С трудом сгибаясь, вернул подушки на место, сел и вдруг заплакал. Я не плакал с детства, с того далекого момента, когда меня побили мальчишки из соседнего двора. Слезы текли из глаз, я сотрясался в рыданиях. Меня ведь могли и убить! Запросто! Это большое счастье, что меня оставили в живых! Убили бы, и не поморщились. Слава Богу! Я жив. Какого черта я не отдал кубик сразу, зачем артачился, разыгрывал спектакль, дескать, я ничего ни про какой кубик не знаю, и знать не могу? Сиди теперь со свернутыми шейными позвонками и радуйся, что не убили. Боже мой! Что же такое? Свет в глазах меркнет. Я умираю, что ли? Вот, уже совсем темно. Ни зги не видать! Я слепну, да?

Я ощупал себя. Все на месте, руки-ноги шевелятся, шея болит нестерпимо. И темно. То есть совершенно темно, как в жестянке из-под чая. Господи! При чем чай?! Откуда он взялся? Темно же, темно! Свет погас. Ну да, а на улице что, тоже погас? И на улице. И во всем мире. Вот он, конец света на одну персону!

В кухне, в ящике стола есть спички. Зажечь, проверить, вижу ли я хоть что-нибудь. Я с трудом поднялся с дивана, побрел в сторону кухни, вытянутыми руками ощупывая воздух. Здесь должна быть стена. Но стены все нет и нет. Позвольте, где же она? Я остановился, постоял минуту, туго соображая, сделал еще несколько шагов, шаря в воздухе руками. Нет стены!

- Ну вот, - обиженно сказал я. - Жил себе, никого не трогал, никому не мешал. Так нет же! Приходят, пугают ножом и ломают шею. Так потом еще и слепоту нагоняют! Как это, я вас спрашиваю? Они же меня не били. Почему я ослеп? А это что? О! Я вижу! Вижу!

Где-то вдали, на пределе видимости, замаячил слабый огонек. Я пошел в ту сторону, не помня себя. Мне не сразу пришло в голову, что теперь, когда у меня появился этот кубик... то есть когда у меня отобрали этот кубик, двигаться на огонь может быть опасно так же, как космонавту на солнце. Я убавил шаги, принялся тревожно озираться. Но озираться было бесполезно - во всем мире не существовало ни одного источника света, кроме того, к которому я шел. Когда я приблизился, я разглядел, что передо мной светящийся кубик с прозрачными стенками. Он стоял вроде бы на столе, но самого стола видно не было. В кубике (опять кубик, черт бы его побрал совсем!) были маленький диван, телевизор, полка с книгами, стол и платяной шкаф. Игрушечная комната? Но в комнате был живой человечек. Он обошел вокруг стола, что-то разглядывая на нем, даже всплеснул руками, и, как мне показалось, рассмеялся. Что-то в комнате показалось мне очень знакомым. Ну конечно! Это моя комната! И в ней - я.

Как только я это понял, стал появляться свет. Стены игрушечной комнатки помутнели, покрылись золотым муаром, и она превратилась... в кубик, лежащий на пергаментной бумаге и тряпице. Я тихо застонал, глядя на злосчастный подарок одноклассника. Позвольте! Разве его у меня еще не отобрали? А отчего же так болит шея? И след от ножа кавказца - вот он. Или я спятил?

Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Причем не просто вздрогнуть - меня всего передернуло как от гальванического разряда. Я посмотрел на свои руки - они тряслись крупной дрожью. Если это старичок звонит - я сразу отдам чертов кубик! Заберите его от меня!

Я поднял трубку и выронил ее. Трубка упала на рычаг. Перезвони! Перезвони! Забирай свою золотую болванку! Телефон зазвонил снова. Я схватил трубку мертвой хваткой, двумя руками, и что-то прохрипел в микрофон.

- Витя, это ты? - сказала трубка женским голосом.

- Я, я! А вы кто?

Трубка обиженно засопела и тихо произнесла:

- Ты меня уже не узнаешь, да?

- Господи, Таня! - выдохнул я. - Как хорошо, что ты позвонила! Таня, ты не представляешь, как я рад! Я...

- Ну что ты, - смущенно сказала Таня. - Мы же условились, что я сегодня позвоню.

- Условились? - я растерялся. - Ах, да, наверное...

- Что значит 'наверное'? - я почти почувствовал, что Таня надула губки и снова начала обижаться. - Сегодня двадцатое, вот я и звоню. Если я не вовремя, то...

- Вовремя, вовремя! Знаешь что? Приезжай немедленно! Вот. Мне так плохо одному! Приезжай, а?