Вадим Проскурин - Пламя Деметры

В пламени костра есть нечто завораживающее. Должно быть, это досталось нам от первобытных предков, это как инстинкт, ты смотришь на огонь и забываешь обо всем остальном, в мире не остается ничего, кроме языков пламени, они пляшут быстрый ритмичный танец, кажется, это называется джанга, и на этот танец можно смотреть часами.

Ветер изменил направление и бросил в лицо Якадзуно целый клуб горячего и едкого дыма. Якадзуно закашлялся и замотал головой. Некоторое время он надеялся, что ветер снова переменится, но надежды были напрасны. Якадзуно пришлось встать, порезанная нога заставила его коротко, но емко выругаться.

Анатолий бросил быстрый взгляд в сторону Якадзуно и снова вернулся к созерцанию огненного танца. Что касается Нгози, то он вообще не обратил никакого внимания на Якадзуно.

Нгози был колоритной личностью. До сегодняшнего дня Якадзуно и не знал, что на Земле еще остались такие люди. Из одежды Нгози носил только набедренную повязку, лично изготовленную им из местных растений. Жилище Нгози представляло собой традиционную глинобитную хижину народа масаи, а принадлежавшее ему движимое имущество ограничивалось десятком предметов, из которых только два можно было назвать высокотехнологичными, да и то с натяжкой — нож с титановым лезвием и многоразовую газовую зажигалку. Даже копье, которое Нгози постоянно носил с собой, было оснащено каменным наконечником.

— Почему ты не купишь нормальное оружие? — спросил Якадзуно, когда заметил этот удивительный факт. Нгози ответил вопросом на вопрос:

— Зачем?

Якадзуно стал объяснять, что металл лучше, чем камень, но Нгози заявил, что в схватке с крупным зверем острота и прочность наконечника не играют большой роли. Если найти достаточно толстую и прямую палку, можно вообще обойтись без наконечника, но тогда заострять конец палки придется очень долго и копье получится очень тяжелым. Лучше взять древко потоньше и плотно привязать к нему кремневый наконечник.

— А это трудно? — поинтересовался Якадзуно.

— Нет, это совсем нетрудно. За три дня можно управиться.

— Но ты можешь купить наконечник гораздо лучшего качества и это будет стоить совсем недорого!

— Зачем покупать то, что можешь сделать сам? Якадзуно впервые столкнулся с таким подходом к жизни.

— Но ты никогда не сделаешь такую же хорошую вещь, какую можешь купить! — воскликнул он.

— Зачем мне очень хорошие вещи? — удивился Нгози. — У меня есть вещи, которые меня устраивают, зачем мне что-то еще?

После этих слов Якадзуно оставил дальнейшие попытки спорить со смотрителем заповедника. Кто его знает, может, на самом деле прав именно он, а все остальные неправы? Зачем люди что-то изобретают, что-то придумывают, к чему-то стремятся? Все, что нужно для жизни, уже изобретено многие тысячи лет назад. Может, в этом и есть истинный смысл жизни — ходить в юбочке из листьев, есть бананы и авокадо, а если повезет, то и мясо какого-нибудь зверя, которого удастся подстеречь и проткнуть копьем. Жить в хижине из сушеного слоновьего навоза, днем любоваться цветами и птицами, а ночью звездами и никогда не думать о том, что ты чего-то не успеешь или кого-то подведешь. Все говорят, что смысл жизни скрыт в ней самой, но мало кто задумывается, что в жизни Нгози не меньше смысла, чем в жизни обычного современного человека. Поселиться бы здесь навсегда, взять себе в жены чернокожую девушку из ближайшего аула или как они здесь называются… Нет, это уже перебор. Якадзуно считал себя весьма безответственным человеком, но даже он не мог пойти на то, чтобы его жена рожала в антисанитарных условиях, без всякой медицинской помощи. Нет, природа природой, о лоне природы хорошо мечтать, но жить лучше в более цивилизованной обстановке.

Спустились сумерки, а никто так и не прилетел за Якадзуно и Анатолием. Якадзуно уже отошел от шока, он даже немного загрустил. Все-таки жизнь на природе — весьма скучная штука.

Якадзуно сам себе поражался. Он очень изменился за эти месяцы, теперь он больше не чувствовал себя неопытным юнцом, больше всего на свете боящимся завалить доверенное ему дело. Он привык к острым ощущениям, к риску, к постоянному нервному напряжению. Наверное, теперь будет трудно вернуться к серой и монотонной жизни обычного обывателя планеты Земля. Или планеты Гефест.

Якадзуно уже привык не знать, в какую сторону завтра повернется его жизнь, и, странное дело, эта ситуация его вполне устраивала.

— Очухался? — спросил Анатолий.

Якадзуно пробурчал нечто нечленораздельное, он и сам не понял, что именно. Анатолий глубокомысленно хмыкнул и продолжил:

— Что-то не спешит к нам никто. Только что мою мобилу вырубили.

— Какую? Вот эту? А она разве была включена?

— Я ее подключил. У меня же все коды в голове, я подключился к сети не как тот козел со свернутой шеей, а как Анатолий Ратников.

— Вырубили именно тебя? Не его?

— Да. И это мне очень не нравится.

— Почему?

— Потому что все идет не так, как я рассчитывал. Я думал, в верхах начнется большая грызня, политики станут грызть глотки друг другу, журналисты раструбят по всей Земле об ужасах Деметры и сюда явится целая толпа посмотреть на живых пришельцев с исчезнувшей планеты. Если нам повезет, нас отсюда вытащат, а если не повезет, то замочат на месте. А все получилось наоборот. То ли эти уроды и впрямь контролируют всю прессу и всю политику…

— Какие уроды?

— Те, с которыми мы воюем. Те, кто натравил братство на Деметру, потом наркомафию на братство, а теперь сидит в безопасном месте и ждет, чем закончится эксперимент. Раньше я думал, что это резвятся корпорации или вообще отдельные люди…

— Олигархи?

Анатолий недовольно поморщился.

— Идиотское слово. Ну, в общем, да. Но, выходит, все намного хуже. СПБ явно в деле и притом не на нашей стороне. Иначе я не понимаю, почему мы здесь сидим, а все тихо и никто не пытается ни спасти нас, ни убить. И толкинисты куда-то подевались…

При слове «толкинисты» Якадзуно поежился. Действительно, странно, почему толкинисты до сих пор не отомстили за гибель своего вертолета? Что бы там ни говорил Анатолий о мотивах своих действий, поступок получился подлым и отталкивающим. Вертолет прилетел на помощь, а спасаемые сначала хладнокровно перебили спасателей, до которых смогли дотянуться, а потом уничтожили и вертолет. Прямо как в древней пословице про змею, пригретую на груди.

Но если отвлечься от эмоций, приходится признать, что Анатолий разобрался с вертолетом очень изящно. Якадзуно думал, что, когда они покинут вертолет, Анатолийпопросту расстреляет его из пулемета, но он пошел другим путем — снял с мертвых толкинистов одежду, соорудил из нее некое подобие веревки и связал этим подобием два трупа за ноги. Получилось нечто похожее на большое нунтяку, в роли рукояток выступали мертвые тела. А потом Анатолий открыл люк, Якадзуно выпрыгнул, Анатолий сгреб трупы в охапку и тоже выпрыгнул, но если Якадзуно сразу же пошел на посадку, то Анатолий сначала взмыл вверх и бросил свою страшную ношу прямо на несущий винт. Вертолет еще не успел перейти на гравитационную тягу, винт вращался, и когда трупы толкинистов пересекли призрачный круг, образуемый лопастями, обломки лопастей вперемешку с клочьями мяса брызнули во все стороны. Вертолет затрясся и начал быстро терять высоту, пилот успел вовремя врубить гравитационную тягу и кое-как посадить машину, но для этого пришлось дочиста опустошить аккумуляторы. Когда Анатолий убедился, что энергетические запасы вертолета исчерпаны, он открыл огонь.