Роберт Рид - Рокси

Моя собака вросла в свой мир, как никто из людей. Брось рядом с велосипедной дорожкой картонную коробку, и Рокси будет носиться вокруг и гавкать, пока не убедится в безопасности нового объекта. То же относится и к детскому велику, забытому на переднем дворе, или снеговику, стоявшему там еще вчера.

Как-то вечером, несколько лет назад, мы вышли из дома втроем. Один из наших соседей здорово подгулял, и жена отказалась пускать его в дом. Поэтому он улегся на дорожке и уснул. Рокси с первого взгляда определила: ситуация ненормальная, надо поднимать тревогу. Она залаяла и завыла, потом запрыгала. У собаки не укладывалось в голове, почему мы ее оттаскиваем, когда у кого-то явные неприятности.

Она часто замечала нюансы, ускользавшие от внимания ее спутника, наблюдательного писателя.

Как-то раз в тихую прохладную погоду мы с Рокси бежали по велосипедной дорожке. Вдруг она, точно обезумев, стала носиться вокруг меня. Таращилась в небо, глаза огромные, перепуганные.

Я поднял голову и непристойно захохотал.

Прямо над нашими головами плыла громадная белая спираль. Да, выглядела она зловеще. Наверняка Рокси казалось, что призрак вот-вот обрушится на нас. Мы рванули с места. В отдалении крошечный биплан выписывал дымом буквы, это тренировался летчик-рекламист. Я все хохотал и не мог отдышаться, страх как будто подталкивал в спину. Ветер в тот момент дул с севера, а мы бежали на юг, и спираль преследовала нас еще полмили. Наконец дорожка сжалилась над нами и повернула на запад. (Но я заметил, что Рокси так и не прекратила следить за самолетом, виновным, по ее мнению, в дерзком надругательстве над законами природы.)

Часто Рокси открывалось то, чего не знал я. Однако затащить меня в таинственный туннель ей не удалось. «Ты не единственное упрямое существо в нашей семье», — был мой ответ. Но вот пришли теплые дни, и двое местных детей отправились в туннель на разведку. И обнаружили там тело подростка, зарытого в мелкой могиле. Прибыла полиция, и на неделю проход был закрыт. Когда мы смогли побывать там вновь, Рокси, позабыв всякие приличия, с живейшим интересом обнюхала груды выкопанной земли в русле, даже потыкалась кое-где носом; каждый вдох рассказывал ей о разыгравшейся драме.

Как выяснилось, несколько месяцев назад из приюта для трудных подростков исчез мальчик. Были арестованы двое его лучших друзей. Ребята не поделили сигареты и подрались. Один сознался, что присутствовал при убийстве, но поклялся, что череп приятелю проломил не он, а второй. Не имея других свидетелей и располагая лишь самыми скудными результатами экспертизы, следователи были вынуждены пообещать ему свободу в обмен на показания. Но на суде мальчик изменил свою версию. Несмотря на жестокость совершенного преступления, в тюрьму так никто и не сел. Время от времени я спрашиваю себя: а что, если бы я послушался Рокси, пересек ручей и дал ей разрыть могилу? Может, тогда полиция получила бы более свежий след и смогла бы раскрыть дело?

К концу недели бесхвостая комета вытеснила остальные новости с первой полосы. Субботним утром с дюжину бегунов собираются у здания Христианской ассоциации молодых людей, и главная тема обсуждения — Шелби. Я выкладываю все, что знаю о сложном небесном маршруте кометы. Сообщаю, что старенький «Хаббл» зафиксировал нечто похожее на крошечный выброс газа — возможно, окиси углерода — из ее экваториальной части. Это что-нибудь меняет? Может быть. А может, и нет.

По туринской шкале астероидной опасности наш неприятель теперь оценивается в зловещие семь пунктов. Десятка означает верный конец, но вилка между семью и десятью почему-то не слишком тревожит тусовку. Однако туринская шкала обманчива. Заслужить восемь или девять пунктов может метеорит величиной с гору или крошечный астероид. А летальная десятка полагается только массивному объекту типа Шелби, доказавшему девяностодевятипроцентную вероятность столкновения с поверхностью Земли.

В последние дни опубликованные шансы на столкновение увеличились до одного к одиннадцати.

— Придется нам его взорвать, — заявляет один из утренних бегунов. — Начиним ядерной взрывчаткой ракету да как шарахнем!

— Не поможет, — возражаю я.

— Это почему же? Я не отвечаю.

Но другие бегуны слушают внимательно, и наша единственная особа женского пола, миниатюрная бывшая гимнастка, интересуется:

— А все-таки, почему нельзя его разбомбить?

Малые болиды — не хрупкие камни, готовые разлететься в пыль от одного удара молотка. Чаще это мягкие, но прочные груды щебня, со множеством пустот внутри.

— Все равно что пинать сугроб, — объясняю я.

К тому же мы не располагаем ракетами, достаточно мощными, чтобы возить водородные бомбы через всю Солнечную систему. Даже если запускать самую ускоренную программу ракетного строительства, потребуются месяцы. А поскольку мы не следили за Шелби годами, то и не сможем как следует закартировать его поверхность и определить самое подходящее для удара место. Стрелять же в него наугад — все равно что крошечными пулями препятствовать громадному пушечному ядру. Конечно, куча щебня может развалиться на куски, но много мы выиграем, если вместо ядра получим заряд картечи? У которой, как известно, шансы на попадание выше? Да вдобавок каждая картечина с добрый холм величиной? Даже если добьемся желаемого выброса газа и при этом Шелби не развалится, это произойдет к концу года, не раньше.

— То есть у нас не останется времени на исправление ошибки, если она будет допущена, — говорю я слушателям.

Доклад мой заканчивается, и я обнаруживаю, что выдохся. Болит живот, першит в горле.

Остальные долго молчат. Затем один из участников, по профессии бухгалтер, замечает:

— Десять шансов из одиннадцати, что Шелби промахнется.

Веский довод, ничего не скажешь.

— И шансы могут измениться в нашу пользу, — добавляет оптимистический голос. Мой голос. Я не хочу, чтобы другим было так же тошно, как и мне, вот и обещаю: — Один к одиннадцати — это еще не последнее слово.

Собаке явно неможется. В тот день я сидел за компьютером и читал про орбитальную динамику, а Рокси лежала поблизости и вылизывала лапы. Звуки эти для меня невыносимы, и когда она наконец унялась, мне стало гораздо легче. Но унялась она только потому, что устала. Полчасика сна — и процедура умывания возобновилась.

Наш ветеринар был недоступен до понедельника. Я позвонил в клинику экстренной помощи; дежурная медсестра предположила аллергию. Вполне похоже на правду, весна-то выдалась теплая. Медичка посоветовала бенадрил, но у нас дома его не нашлось. Ладно, если хотите, можете доставить собаку на обследование.

Я вывел Рокси во двор, открыл перед ней заднюю дверь «хонды CRV», и лайка проскочила в салон, не медля ни секунды. До клиники было пять минут езды, я оказался единственным посетителем. Ветеринар, плотный дядя средних лет с большими руками и соответствующим голосом, осведомился, нет ли у моей питомицы артрита. «Нет», — ответил я и тут же вспомнил, как медленно она взбирается по лестнице. Однако в машину запрыгивает очень даже резво. Врач говорит, что сердце у нее сильное. Это потому, что упражняется регулярно. Он заметил красноту в ее глазах — значит, скорее всего аллергия. Порекомендовал укол кортизона и таблетки. Достал шприц с иголкой лишь на самую малость короче бильярдного кия и закачал ведро маслянистой дряни ей в спину и в обе задние лапы, отчего она завыла и задрожала.