Харик Бу - Армагедец

Не может быть, чтобы все наши знания умирали вместе с нами. Не должно быть! Это совершенно непроизводительный, непозволительный расход. Следующие поколения должны идти дальше не от истоков, а с тех позиций, где остановились мы, иначе коллапс…

Арчи на несколько минут застыл, задумался. Какой шанс, что у нас с маленьким сходное кодирование? На одну восьмую общая ДНК, много это или мало? Как же они все тормозили его работу: правительство, церковь, зеленые, фанатики, суфражистки… Он вспомнил давно вышедшее из употребления слово и улыбнулся.

Какой объем займут все его знания в головном мозге малыша? Процента два, — три, а то и меньше. Неизмеримо большая часть нашего конечного пятого мозга никогда не задействуется в течение всей жизни, так и остается резервом памяти, пустым местом, полигоном для склероза.

Арчи наконец полностью подготовил и настроил аппаратуру. Мысль о том, как удержать внимание малыша, не беспокоила его: знал по опыту, что как только оживет экран, ребенок просто не сможет оторвать глаз. Именно так вели себя все, даже тот младенец после страшной черепно-мозговой травмы. От него тогда все отказались.

«А что если мы все же совсем не похожи? — Арчи вновь на несколько минут застыл. — ничего страшного не произойдет: в памяти малыша останется лишь мелькание цветовых пятен и символов на мониторе, череда непонятных пульсаций и вспышек. В конце концов, молодые родители так часто берут с собой детей в кино, когда их не с кем оставить дома. Так и они с Эвой… Как же фильм назывался тогда, давно? Да, „Коммандо“, с этим, здоровым актером, потом стал губернатором Калифорнии. Чаще всего дети засыпают, а если умудряются бодрствовать, то уж вряд ли что-нибудь запоминают, и ничего страшного в этом нет».

— Тим! — негромко позвал он. — Ползи сюда, маленький. Вот уж не рискну гадать, поблагодаришь ли ты меня когда-нибудь за этот подарочек, но, ты уж поверь, ничего более дорогого у меня нет. Давай, давай, ох, какой же ты стал тяжелый. Нет-нет, не мешай, это наушники, так будет удобней, а это — электроды, не бойся, да что же тебе все не так, непоседа, не отнимаю я у тебя мышь, успокойся… Уф! Наконец! Едва не задохнулся. Вот. Смотри туда, давай-ка свой маленький пальчик. Нет, другой руки, ты же у меня не левша? И теперь мы вместе нажимаем Enter.

Старый Арчи увидел перед собой неплотно прикрытую дверь, протянул вперед пухленькую, с ямочками над суставами пальцев руку и толкнул ее. Солнечный свет сквозь чисто вымытые стекла небольшого окна слепит глаза.

— Ма!

Молодая женщина улыбнулась удивленно и ласково, оторвалась от работы, широко раскинула руки, наклоняясь к нему.

— Ты пришел сам? Иди ко мне, маленький…

Тим мягко скользнул вниз с коленей на пол, слетели с висков едва держащиеся электроды, бессильно повисли на проводках наушники. Шлеп — амортизировал памперс несильный удар. Малыш как ни в чем не бывало стал на четвереньки и бодро направился в другую комнату, нашел по дороге соску и привычным, уверенным движением отправил ее в рот.

В дверном замке едва слышно повернулся ключ, ребенок быстро пополз на звук, уселся в виду входной двери, деловито извлек соску и улыбнулся во все тридцать отсутствующих зубов…

— Ма!

— Арчи, смотри на него. Ты пришел сам? Иди ко мне, маленький… — И молодая женщина широко разводит руки, наклоняясь к ребенку.

— Дед?! — молодой Арчи с удивленным и встревоженным лицом торопится в кабинет. — Почему Тим здесь? Что-то случилось? Карин… это все.

Университет взял организацию церемонии на себя. Вителли со свойственной ему энергией выполнил львиную долю работы. Приехали коллеги из нескольких десятков стран и университетов. Арчи с удивлением убеждался, что дед его в своем мире был фигурой уникальной. На прощальной церемонии, когда слово взял Вителли, он молча передал ему памятную записку, не в силах и тут поступить против воли деда.

— Что это? — шепотом спросил Джанкарло.

— Дед просил вас прочитать это на церемонии, ну, когда его не станет…

Дородный Вителли снова выпрямился во весь свой внушительный рост, держа в руке записку.

— Дамы и господа! Это последние строчки, которые написал Арчи Эзери, он просил, чтобы я прочитал их сейчас, перед вами… — Он развернул лист, сначала покраснел, а потом кровь отхлынула от его лица. Слышно сглотнул слюну:

— Вителли! Ты полный идиот, но я искренне благодарен судьбе за то, что ты есть… Присутствующие переглядываются, знавшие Арчи близко, кивают головами и печально улыбаясь, разводят руками. Голос говорящего сорвался. Заранее подготовленные торжественные и траурные, подходящие такому случаю слова, напрочь вылетели из головы. Не умея сдерживать эмоции, Вителли сквозь душащие его слезы продолжил:

— Он всегда говорил, что я использовал процентов десять своих возможностей, потому и остался идиотом, но я был счастлив работать рядом с ним, даже в таком качестве…

После печальных событий, связанных с кончиной старого Арчи Эзери, прошло почти пять месяцев. Время медленно, но неумолимо залечивало раны, и в старой квартире все чаще звучал искренний смех. Маленький Тим, к великому счастью родителей, начал говорить, причем сразу на трех языках, и смешно путал слова, хотя с Маргарет говорил только по-английски.

Карин была против, но ребенок так упорно просился в кабинет старого Арчи, что родители наконец сдались. Заветные двери были открыты, и малыш долгие часы проводил в старой лаборатории, это даже вошло в привычку. Он доставал из ящиков черновые записи прадеда со смешным, донельзя серьезным выражением лица, так не идущим пухленьким детским щекам, рассматривал их, забавно мычал иногда.

Как-то раз молодой Арчи застал его сидящим среди разложенных листков с ручкой в руке. Ему показалось, что сын старательно копирует записи деда.

— Что ты тут делаешь, маленький? Откуда у тебя эта ручка, смотри, не попади себе в глаз.

Он подхватил ребенка на руки, но тот упорно капризничал до тех пор, пока не уселся снова в круг, образованный аккуратно разложенными листами, исписанными торопливым и угловатым старческим почерком.

Еще через несколько недель к ним в гости заглянул Вителли. Принес красивую игрушку для Тима. Как полагается в таких случаях, посидели, поболтали, выпили по стаканчику легкого вина.

— А что не видно маленького Тима? Спит? — спросил гость, не желая отказывать себе в удовольствии увидеть реакцию ребенка на подарок.

— Как же, — ответила за супруга Карин, — уложишь его так рано спать. Сидит, наверное, в кабинете прадеда и перерисовывает его записи, это теперь наше любимое занятие.

— Интересное увлечение, — отреагировал Джанкарло, — а мы в университете и в лаборатории хотели просить вас разрешить разобрать его бумаги и, быть может, опубликовать несколько статей.