Харик Бу - Армагедец

— Знаешь, надоело быть клоуном в классе. Не потому, что кто-то что-то подумает, а так, по-настоящему. Ну, как бы тебе объяснить. Когда-то нужно меняться, что ли…

Он опять привычно не находит слов, но и то, что сказал, произвело на приятеля впечатление.

— Так что, труба дело, значит? Прощайте, кнопки на стуле, дым из портфеля, больше никого не засунем в вытяжной шкаф проветриться? — Петька даже расстроился от такой перспективы. — Доктор, сделайте мне красивенько… — вспомнил он какой-то плоский анекдот, из которого в памяти и застряла эта фраза.

Наверное, впервые за долгие годы известная всей школе парочка чинно прошествовала на занятия, никого не задела, никому не отвесила подзатыльник и не подставила ножку. Деловито заняла, как водится, места сзади, обменялась короткими репликами с друзьями-приятелями. Вот и звонок. Историчка почему-то задерживается. В класс заглянула дежурная с перекошенным лицом — девчонка из параллельного класса. Ни к кому специально не обращаясь, бросила быстро: «Уже идут, сидите тихо!»

Действительно. Вошла напряженная училка, следом — представительный мужчина, а через несколько секунд — еще одна строгая (классический вариант пе-дули) дама. Поздоровались. Историчка возьми и ляпни: — Освободите, пожалуйста, стол сзади, пересаживайтесь сюда, ребята.

Наша парочка, ругаясь про себя, под насмешливый шепот однокашников поплелась за первый стол. Петька роняет учебник, наклоняется за ним и с грохотом вываливает из портфеля на пол все остальное.

— Кривошеее, ты совсем не изменился, — реагирует училка.

И тут происходит нечто невообразимое, вместо какой-то претендующей на остроумие глупости Петька спокойно так отвечает:

— Извините, действительно неловко получилось. — Нужно было видеть изумленное лицо исторички и такие же лица ребят.

— Так, — шепчет кто-то сзади, — я тебе говорю, ни в жизнь такого не было, видать в джунглях Амазонки окочурился последний птеродактиль.

Петька, гордый произведенным эффектом, воцаряется за первым столом и победно оглядывается: мол мы и не так умеем.

Однако Анна Ивановна уже заводит свою знакомую давным-давно песню. Мол за то время, когда мы набирались сил, произошло много событий, которые изменили лицо мира. Одним из таких событий в свое время, безусловно, являлась Полтавская битва… Где только слова такие умные берет. Петька исподволь крутит головой, разглядывая ребят, а сам косится на членов комиссии.

— Кто может помочь нам восстановить картину тех далеких лет? — наконец завершает предисловие историчка, и в классе зависает гробовая тишина.

Петька, ехидно улыбаясь, почти одними губами шепчет приятелю:

— Ну что, спасай класс, Демосфен хре… — И не успевает закончить, потому что Сашка Сарана, точно с ним солнечный удар приключился, тянет вверх руку.

Анна Ивановна с каким-то сомнением и колебанием вызывает его и, идя ему навстречу, разрешает говорить с места, а не идти к доске (чтобы хоть комиссию не видел, что ли).

Сашка вытягивается во весь свой непривычно высокий рост, ощущает противный комок в горле, покашливает, вызывая шепоток за соседними столами и… Он впервые заговорил свободно, будто что-то прорвало. Слова находились сами и, словно по волшебству, становились на свои места.

— Преимущество русской армии было большим, особенно это касалось артиллерии. После поражения у Лесной, шансы Карла XII почти исчезли, и это гнало шведского короля вперед. Полтава со своими слабенькими укреплениями стала той стратегически важной точкой, овладение которой было решающим для противоборствующих сторон. Психологический перевес был на стороне шведов. Над Петром, хотя прошло семь лет, все еще витал жуткий дух Нарвской конфузии. Здесь, на изрезанной оврагами равнине под Полтавой, должна была решиться судьба не только летней кампании 1709 года, но, пожалуй, и всей Северной войны. Намеренно или из опасений, что новобранцы не выдержат страшного удара шведов, Петр отдал инициативу противнику. Позиция русских войск была укреплена сооруженными по приказу царя редутами. Битва началась рано утром… — Сашка говорил и говорил. Потрясенное молчание воцарилось в классе. Анна Ивановна, которая осталась стоять, готовая в любой момент прийти на помощь, теперь осторожно, стараясь не шуметь, присела и, делая вид, что все идет своим чередом, слушала.

Сашка продолжал не переводя дух, словно очевидец тех событий:

— Вот уже захвачены два недостроенных редута, вот шведы смяли батальон Новгородского полка, и паника прошла по русской армии, но ведут огонь артиллеристы, сам царь строит полки для контратаки. С безумством обреченных шведы идут прямо на пушки, изры-гающие смерть, но русская армия, воодушевленная царем в атаку («Не за Петра, но за государство, Петру врученное!»), поднимается навстречу. Штыковой бой был ужасен. Идущая вперед, повинуясь только многолетней привычке побеждать, уже обескровленная, потерявшая большую часть офицеров, еще не верящая в поражение, шведская армия останавливается, пятится… И только после следующего страшного удара откатывается, бежит, рассыпается, и Карл впервые теряет контроль над войсками.

Звонок прозвенел неожиданно. Сашка остановился. Он словно грезил наяву и сейчас в недоумении смотрит на Анну Ивановну. А проверяющий, сам председатель комиссии, поднимается из-за стола, подходит к нему и на весь класс благодарит за лекцию. А под конец добавляет:

— Молодой человек, если вы захотите поступать на исторический факультет университета, то я обязательно окажу вам поддержку.

Руку пожал, поблагодарил Анну Ивановну за отменную подготовку учеников.

— Ну, Демосфен, ты даешь, — шепчет Петька, не скрывая восторга, и Люська Самойлова, которая даже не оборачивалась прежде в его сторону, смотрит в упор влюбленными фиолетовыми глазами.

На других уроках ничего заслуживающего внимания не произошло. Отпустили их раньше, все из-за той же комиссии, наверное. Собирались привычно распрощаться у киоска, но Петька, глянув на приятеля, передумал.

— Ты бы на себя в зеркало посмотрел, рожа бледная, аж с синевой, загар к тебе не липнет, наверное.

— А что мне, мордой кверху ходить, что ли, — обиделся на приятеля Сашка, — не до загара было: пол-лета на диване провалялся, а к бабушке поехали, так я чуть с лестницы не слетел, когда вишню собирал, вот где была бы коррида.

— Это точно, — подхватил Петька, — тогда бы тебя освободили от всех предметов, чтобы не приключилось мозгового переутомления.

Приятель снова ерничал, а Сашка, сохраняя на лице обиженное выражение, усиленно решал, «колоться» или нет.

— Знаешь, что я вчера нашел? — не выдержал он. — Никогда не угадаешь!

— А что там гадать, гривен двадцать, наверное, — предположил приятель.