Журнал «Если» - «Если», 1992 № 02

— Где это мы? — спросила моя жена сонным голосом.

— Над моей хижиной в горах, — ответил я.

— Я даже не знала, что у тебя есть хижина. Думала, мы летим ко мне.

— Там же полно капканов! И кстати, это теперь не моя хижина, а наша.

Она снова меня поцеловала, и я чуть не врезался при посадке в землю. Мне пришлось уделить несколько минут машине, а Мэри тем временем пошла вперед. Я ее догнал уже у дома.

— Бесподобно, милый!

— Адирондак! Этим все сказано, — согласился я.

Солнце висело над самым горизонтом, а легкая дымка, окутывавшая горы, придавала пейзажу какой-то особенный, удивительно объемный вид.

В хижине не было даже бассейна. Приезжая сюда, я хотел, чтобы город оставался где-то там, далеко позади. Корпус — стандартный, из стали и стеклопластика, но снаружи обшит особо прочными плитами — тоже пластик, но в форме бревен. Внутри все просто: одна большая гостиная с настоящим камином, мягкими коврами и низкими креслами. Необходимое оборудование находилось под фундаментом: кондиционер, энергоблок, фильтры, аудиооборудование, водоснабжение и канализация, радиационные датчики, сервомеханизмы — все, кроме морозильника и кухонного оборудования, упрятано вниз, и ни забот, ни хлопот. Даже стереоэкраны не сразу заметишь, пока они не включены.

— Очень уютная хижина, — сказала Мэри серьезным тоном. — Большой роскошный дом мне бы, наверное, не понравился.

Когда мы вошли, включился свет. Мэри обвела гостиную взглядом, повернулась и бросилась мне на шею.

Первым делом она зашла на кухню, и спустя секунду оттуда донесся радостный визг.

— Что случилось? — спросил я.

— Я совсем не ожидала найти в холостяцком доме такую кухню.

— А я, кстати, неплохо готовлю, вот и купил все, что нужно.

— Бесподобно! Но теперь готовить для тебя буду я.

Домашняя жизнь началась у нас так гладко и естественно, словно мы были женаты уже несколько лет. Нет, я не говорю, что медовый месяц прошел скучно или что мы не узнали друг о друге ничего нового — ни в коем случае. Но мы уже знали достаточно — особенно Мэри, — отчего и казалось, что нашей семье не первый год.

В памяти те дни сохранились не очень ясно. Помню только ощущение счастья. Видимо, я успел забыть, что это такое, или просто не понимал раньше. Да, случалось, кто-то вызывал у меня интерес. Случалось, я увлекался. Но счастлив я ни с кем не был.

Мы ни разу не включили стерео и ничего не читали. Никого не видели и ни с кем не говорили. Только на второй день сходили пешком до поселка, потому что мне хотелось показаться на людях с Мэри. На обратном пути мы проходили мимо хибары местного отшельника Старого Джона по прозвищу Горный Козел, который присматривал за моим домом, и, увидев его, я помахал рукой.

Он помахал в ответ. Одет Джон был как обычно: старая армейская куртка, вязаная шапка, шорты и сандалии. Я хотел предупредить его насчет режима «Голая спина», но передумал и вместо этого крикнул:

— Пришли ко мне Пирата!

— Кто такой Пират, дорогой? — спросила Мэри.

— Увидишь.

Едва мы вернулись домой, появился Пират, здоровый хулиганистый кот: дверца, что я для него сделал, открывалась на его «мяу». Он вошел, высказал все, что думает о хозяевах, которые исчезают слишком надолго, затем простил и ткнулся мордой мне в ноги. Я потрепал его по спине, и Пират отправился изучать Мэри. Он долго ее разглядывал, не скрывая своей подозрительности. Затем вдруг прыгнул на руки и, заурчав, уткнулся в подбородок.

— Ну, слава Богу, — произнес я с облегчением. — А то я уж думал, что он не разрешит тебя оставить.

Мэри посмотрела на меня и улыбнулась.

С тех пор Пират почти все время оставался с нами; Мэри он уделял даже больше внимания, чем мне.

Спорили мы часто. Если я из-за чего-то заводился, Мэри обычно поддавалась, но в конце концов выходило, что не прав я. Несколько раз я пытался разговорить ее, заставить рассказать о себе — нужно же мне знать о своей жене хоть что-то, — и на один из моих вопросов о прошлом она задумчиво ответила:

— Иногда мне кажется, что у меня и вовсе не было детства. Может, оно мне просто приснилось?

Я спросил напрямик, как ее зовут.

— Мэри, — ответила она спокойно.

— Это твое настоящее имя? — Я уже давно сказал ей свое, но она по-прежнему звала меня Сэмом.

— Конечно, настоящее. С тех пор, как ты назвал меня этим именем, я — Мэри.

— Ладно, ты моя дорогая и любимая Мэри. А как тебя звали раньше?

В глазах у нее промелькнула какая-то затаенная боль, но она ответила:

— Одно время я носила имя Аллукьера.

— Аллукьера, — повторил я, наслаждаясь необычным звучанием. — Аллукьера Какое странное и красивое имя. В нем есть что-то величественное. Моя дорогая Аллукьера.

— Теперь меня зовут Мэри. — Как отрубила.

Я понимал, что где-то, когда-то с ней случилось какое-то ужасное событие, и память о нем до сих пор отзывается болью. Но видимо, мне просто не суждено было о нем узнать. Что ж, нет, значит, нет.

Я продолжал называть ее Мэри, но имя, которое она носила в прошлом, не давало мне покоя. Аллукьера… Аллукьера… Меня не оставляло впечатление, что где-то я его слышал.

И неожиданно я вспомнил. Настойчивая мысль все-таки раскопала информацию на дальних полках памяти, заваленных всяким бесполезным хламом, от которого невозможно избавиться. Была в свое время то ли секта, то ли колония… Они пользовались искусственным языком и даже имена детям давали новые, придуманные.

Точно. Уитманиты. Анархистско-пацифистский культ. Их вышибли из Канады, и они не смогли закрепиться даже в Литл-Америке. (Антарктида). Когда-то мне попала в руки книга, написанная их пророком, «Энтропия радости», где было полно псевдоматематических формул, указывающих путь к достижению счастья.

В мире все «за счастье», так же как все «против греха», но сектанты пострадали из-за принятых у них обрядов. Свои сексуальные проблемы они решали очень древним и не совсем обычным по современным понятиям способом, что создавало взрывоопасные ситуации, с какой бы культурой ни соприкасались уитманиты. Даже в Литл-Америке было неспокойно, и, если я правильно помню, остатки культистов эмигрировали на Венеру. Но в таком случае никого из них уже нет в живых.

Короче, думать об этом — только забивать голову. Если Мэри была уитманиткой или выросла в их среде, это ее дело. И уж конечно, я не допущу, чтобы какая-то там культистская философия нарушала согласие в семье.

Вечером этого дня в хижине не оказалось Пирата, который всегда, когда начинало темнеть, приходил к нам.

— Вдруг его сцапает лиса? Если ты не возражаешь, я выгляну и позову его. — Мэри направилась к двери.

— Накинь что-нибудь, — крикнул я. — Там холодно!

Мэри вернулась в спальню, надела пеньюар и вышла за дверь. Я подбросил дров в камин и отправился на кухню. Раздумывая над меню, я услышал голос Мэри: «Вот негодник! Ну что же ты? Я же из-за тебя беспокоюсь». Таким тоном отчитывают только маленьких детей и кошек.