Сергей Другаль - Тигр проводит вас до гаража.

— Что вы, Нури! Я ведь надеюсь когда-нибудь стать вашим коллегой. Если буду достоин. И… разве можно допустить, чтобы кто-то работал за тебя? И этот дом, и все остальное я сделал сам.

— Простите, — вмешался в беседу Олле. — Что это? Почему вдруг голография?

Квадратная рама окаймляла объемное изображение поляны в закатном свете и темную стену леса, а над ней, над самыми верхушками деревьев, розовело нечто вроде аэростата, но с короткими толстыми отростками по бокам.

— Не успел зарисовать, пришлось заснять… Это гракула, которую вы ищете. Она была здесь вчера. Выкатилась на поляну, имея форму диска. Были сумерки, и она стала накачиваться. Знаете, у нее в подошвах клапаны. Она вытягивает ногу, набирает в нее воздух, а потом сжимает, как гармонь, и перегоняет его внутрь. Она лежала на спине и, работая двумя ногами, порядком накачала себя. Потом она грызла хворост, и у нее в глубине, возле пупка, засветилось что-то похожее на гаснущие в костре угли. И она стала округляться. Пока я бегал за аппаратом, она раздулась и поднялась над лесом. Ветер унес ее от меня.

— Вот и все, — сказал Олле. — Тебе ясно?

— Вполне, — ответил Нури. — Если она способна нагревать в себе воздух и пользоваться законом Архимеда для передвижения, то уж принять вид матраца… Это я сам вынес ее из изолятора, когда пришел менять матрац!

Итог подвел Художник:

— Одно предсказание Волхва сбылось, — сказал он. — Дело за вторым.

Этот дуб был не из тех, что вытягивались за год-другой, подгоняемые стимуляторами. Покрытый мхом, раскидистый, с толстым неровным стволом, он был естественно стар и громаден. Стоял дуб на отшибе, возвышаясь над рощицей дубков. У подножия его копошились полосатые поросята, и, угнездившись на нижней развилке, их рассматривала гракула.

Гром улегся неподалеку, положив голову на вытянутые лапы. Морда его выражала сознание выполненного долга и гармонии с окружающей действительностью. Олле, стоя на спине у коня, объезжал рощицу кругом, непрерывно щелкал затвором аппарата.

Нури возился с прибором связи. Сориентировав створки антенны на еле различаемую в невозможной дали иглу башни ИРП, он подозвал Олле.

— Рельеф позволяет использовать лазерную связь. Прямая видимость. Вызываю деда.

Метрах в трех от земли возникло туманное пятно и оформилось в привычный образ директора ИРП. Сатон сидел в кресле, видимый по пояс. Изображение не имело четких границ. В ИРП над столом директора спроецировалось такое же изображение стоящих рядом Олле и Нури.

Сатон поднял голову, дернул себя за бороду.

— Мы нашли ее, профессор, — сказал Нури.

— Я так и подумал. Как там она?

— Висит на дубе. Сменила расцветку. Сейчас она бледно-сиреневая по краям, а серединка в незабудках по зеленому полю.

— Ага! И что вы собираетесь предпринять?

— Ничего. Вернемся домой.

— А она?

— Я полагаю, пусть висит, — сказал Олле. — Пусть катается диском, или бегает козой, или плавает моржом. В конце концов, мы убедились, что она на Земле акклиматизировалась. Ей здесь хорошо, и пусть живет Нуриным и прочим ползункам и ходячим на забаву.

— Говоришь, по зеленому полю незабудки. Странный вкус! — Сатон откинулся в кресле, усмехнулся и исчез.

Они возвращались домой, в ИРП, но еще долго было слышно, как на дубе хихикали уже две гракулы.

Олле прижался лицом к холодному стеклу, бросил, не обернувшись:

— Почти любую зрительную комбинацию, созданную природой, мы воспринимаем как прекрасное. Море, нагромождение скал или белый гусь на зеленой траве… Твои посылки, Нури, не выдержат проверки опытом.

Спор изрядно надоел Олле. За окном было куда интереснее. Площадь хоть и пустая, но над клумбой висит и вспыхивает синими огнями туманный шар — капельки, взвешенные в электростатическом поле, — первое земное творение Нури. Он говорил тогда, что шаровые фонтаны вызывают приятные ассоциации. Но для Марса они непригодны — колоссальный расход воды на испарение… Непривычная площадь, без выходного колодца, всегда обсаженного соснами. И не двухэтажные коттеджи окаймляют ее, а многооконные высотные здания с крышами из фиолетовых фотопанелей. Нури говорил тогда, что многоэтажность функционально оправдана. А что он говорит сейчас?

— …Дай мне хорошего художника, и мы сумеем столь гармонично вписать машину в природу, что даже ты не поймешь, где начинается природа и где кончается автомат.

Ну конечно, Нури мало, что после него в марсианских пустынях остались разноцветные и чересчур самостоятельные киберы, которых он десятками выпускал на волю. Его, видите ли, угнетала бедность марсианской фауны, он дополнял ее. И шумно ликовал, когда новички-стажеры принимали эти прыгающие, похожие на сказочных чертей, покрытые чешуей фотоэлементов автоматы за живых обитателей Марса. Сейчас он, наверное, ищет повод учинить нечто подобное на Земле.

Олле, как и Нури, вырос на Марсе, в небольшом поселке одной из десятка постоянно действующих станций освоения. Землю он знал по книгам, фильмам да рассказам родителей. Тем более досадно третий месяц торчать в этом городке, отбывая обязательный карантин. Хорошо хоть, дед набрался мужества, прервал свои бесконечные исследования и прилетел с ними, а то можно бы помереть от безделья. Нури легче: кибернетику везде дело найдется, хотя бы подвешивать фонтаны. Олле хмыкнул, вспомнив, с каким уважением прислушивались к мнению Нури те, кто на Марсе отвечал за работу автоматов. С ними, двумя мальчишками, занимались на Марсе специалисты мирового класса, пионеры первых экспедиций…

— Вряд ли у тебя впишется. — Олле проследил, как маленький виброход пересек площадь, пробежал по короткому проспекту и скрылся в белесых песках, окружающих город: почти марсианский вид. — Твой кибер только дополнит пейзаж, но он останется сам по себе. Без той внутренней, или, на твоем языке, обратной, связи с природой, которая отличает стрекозу от вертолета. Изыми его — и ничто не изменится.

— Я не о том, — экспансивный Нури забегал по комнате. — Я говорю не о том, уживется ли природа с машиной, — это отдельный вопрос. Я утверждаю, что твои ощущения не изменятся, встретишь ли ты в лесу кибер-волка или волка настоящего. Тебе будет одинаково не по себе.

— В лесу, — прислушиваясь к звучанию слова, протянул Олле. — Хорошо бы. В лесу.

Сатон, полулежа в кресле, молча следил за спором. Сейчас он неожиданно рассмеялся. Нури замер на повороте:

— Не понял…

— Прости, Нури. Я представил: Олле и волк. Сюжет. — Сатон оглядел двухметровую фигуру Олле, бугры мышц на спине и плечах. — Ваш спор не из тех, которые рождают истину. Послушайте лучше новости, там есть для вас неожиданность.